«ДЕЛО ЙУКОСА» КАК ЗЕРКАЛО РУССКОЙ АДВОКАТУРЫ

(комплексное исследование в защиту российской адвокатуры и правосудия)

Приложение к журналу “Вопросы адвокатуры”

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.
“ДЕЛО ЙУКОСА” КАК ЛАКМУС АДВОКАТСКОГО ПРАВОСОЗНАНИЯ
Раздел II. “Дело Йукоса” как головоломка для адвокатов, или Тест на правовое безумие

Глава 2. Абсурд и иной разум в суде по “делу Йукоса”

  § 1. К вопросу проявления инопланетного правосудия, или О нейролингвистическом влиянии на суд

“Как известно, доказательства создаются преступлением, а это обязывает следствие исходить из того материала, который имеется в действительности, учитывая все отличительные качества этого материала”.
Академик Андрей Януарьевич Вышинский. Теория судебных доказательств в советском праве.– Москва, Юридическое издательство Министерства юстиции СССР, 1946. С. 209

Ч а с т ь  п е р в а я.  Общая

Однажды, излагая в надзорной инстанции прошение по уголовному делу, адвокат был изумлён доводу судьи, который оказался роковым в судьбе его доверителя. Судья покровительственно пояснил адвокату, что “вексель в уголовном праве, совсем не то, что вексель в гражданском праве”. Причину этой юридической сентенции тогда ни адвокат, ни его коллеги объяснить не смогли.

Адвокаты, следователи, прокуроры и судьи, прежде чем начать заниматься своим ремеслом, заканчивают одинаковые институты (юридические) и изучают одинаковые учебные дисциплины. Участвуя в семинарах, сдавая зачёты и экзамены, все, более или менее правильно, усваивают и понимают пройденный материал.

После окончания вузов, поступив на службу Закону, эти люди вдруг начинают руководствоваться в своей практической деятельности не приобретёнными теоретическими знаниями, а некой смесью права и абсурда, что приводит в конечном итоге к появлению судебных актов, не подлежащих пониманию и вообще здравому восприятию.

Результатом является невозможность обжалования таких актов в высших судебных инстанциях и попыток их оценки с точки зрения простого здравого смысла. Эти люди оправдывают наступивший результат несовершенством законодатель ства и невозможностью при существующих законах при нимать справедливое и правильное со всех точек зрения решение.

Навсегда останется загадкой, как очевидные и простые вещи истолковываются таким образом, что абсолютно любое действие, при его оценке этими людьми, вдруг становится преступным. При этом человека, совершившего такие действия, объявляют преступником и для обоснования своего вывода ссылаются на нормы закона, не имеющие никакого отношения к данному случаю. Также, обосновывая необходимость применения какой-либо меры процессуального принужде ния и наказания, эти люди доходят до полнейшей абрака дабры.

Для наглядности сделанного утверждения следует привести примеры. В последнее время этих примеров набралось огромное количество, особенно при изготовлении уголовных дел о преступлениях в сфере экономической деятельности.

Так, следователь описывает какие-либо фактические обстоятельства из жизни предпринимателя. Изложение начинается с момента регистрации им юридического лица, а дальше последовательно описывается текущая хозяйственная деятельность коммерческой организации. Выводом из этой писанины является утверждение, что этот предприниматель совершил, например, мошенничество.

Далее вновь приводится полностью идентичное (то есть копия) первому описание событий и действий и квалифицируется уже как, например, легализация денежных средств, нажитых преступным путём.

Потом эти же события и действия квалифицируются как третий состав преступления – коммерческий подкуп.

Все эти утверждения доказываются огромным массивом различных документов, именуемых доказательствами преступной деятельности. В качестве доказывания приведённых утверждений (совершённых преступлений) используются: устав юридического лица, банковские карточки с нотариально заверенными образцами подписей, договоры, платежные поручения и тому подобные документы, появившиеся в уголовном деле в результате обысков и выемок в различных организациях. Подобных доказательств набирается тысячи страниц, расположенных непонятно по каким принципам в десятках томов уголовного дела.

Суд, “оценивая эти доказательства”, приходит к выводу, что обыски и выемки проведены в соответствии с нормами процессуального закона, все постановления подписаны надлежащими лицами, в протоколах имеются подписи понятых, допросы проведены уполномоченными на то должностными лицами с соблюдением всех процессуальных прав допрашиваемых.

Далее, все эти “доказательства” ложатся в основу приговора.

При всем при этом ни следователь, ни суд не указывают, а почему вдруг описанные в материалах дела события и обстоятельства являются преступлением. То есть любое действие произвольно называется преступным, без каких-либо попыток разъяснить, а в чём собственно состоит его преступность.

Ещё одно пояснение. Наличие у гражданина конституционного права само по себе может быть основанием для его ареста.

На первый взгляд, данное утверждение выходит за все грани разумного. Но это только на первый взгляд. На самом деле всё обстоит иначе. Так, в Конституции России закреплено право гражданина свободно передвигаться, свободно выезжать за пределы страны и беспрепятственно возвращаться в неё. Для того чтобы реализовать это право, гражданам выдаются заграничные паспорта. Но, получив заграничный паспорт, гражданин одновременно становится носителем основания для собственного ареста. В уголовном деле, обосновывая необходимость содержать человека под стражей, суд в постановлении указывает, что гражданина необходимо содержать в изоляторе, поскольку обвиняемый может скрыться за границу, так как он обладает Конституционным правом выезда из страны и въезда в неё, и с целью реализации этого права ему был выдан заграничный паспорт, который в соответствии с законом находится у него на руках.

Самое удивительное, что правильность этого абсурдного по сути утверждения признаётся и другой стороной, которая вместо того, чтобы обратить внимание на его глупость, просто пытается сдать суду паспорт.

При назначении наказания закон обязывает суд учитывать личность подсудимого, семейное положение, состояние здоровья, наличие на иждивении нетрудоспособных членов семьи, прошлые судимости.

И суд строго руководствуется такой обязанностью. И исполняет свою обязанность наипрямейшим способом. Вынося приговор, суд указывает, что учитывает и отсутствие судимости, и положительные характеристики, и тяжкое заболевание, и наличие находящихся на иждивении жены и малолетнего ребенка… и назначает почти верхний предел предусмотренного законом наказания. Получается, что само по себе наличие всех этих обстоятельств и фактов является основанием для применения самого строгого наказания.

Но абсурд и глупость поразили не только правоохранительную и судебную системы. Абсурд и глупость всё больше входят в нашу жизнь под видом её необходимой составляющей. При этом вводящие эти составляющие в жизнь искренне убеждены в том, что делают и говорят совершенно правильные вещи.

Например, можно в интересах Столицы изменить Закон “О праве граждан на свободное передвижение”. И обосновать такое изменение физиологическим образом: “Москва – это сердце России. И если сюда будет слишком большой приток крови, то есть мигрантов, то можно заработать инфаркт. Дей ствующий закон о праве граждан на свободу передвижения антифизиологичен”.

Конечно, распорядительный орган может написать в декабре предписание, которым неблагонадежную в политико- идеологическом смысле Коммерческую организацию обязать озеленить тундру ко второму февраля следующего года. И в распоряжении подчеркнуть, что в случае невыполнения поручения “виновный будет привлечен к ответственности согласно действующему законодательству”.

Поскольку людей, делающих такие утверждения и творящих подобные вещи, нельзя назвать необразованными, то объяснить это недостатком образования и правовой культуры также нельзя. В данном случае может быть только один вывод.

Исторические архивы всех стран пестрят сообщениями о таинственных пришельцах из космоса.

Фильм режиссера Питера Медака (Peter Medak) “Особь-2” наглядно демонстрирует, как это бывает в жизни. Пришельцы вселяются во взрослых людей, занимающих значимые в государстве должности. Они искренне пытаются выполнять обязанности, сообразные должности, но в силу неземного происхождения допускают ошибки. Их мозг только наполовину может впитать интеллект, необходимый для адекватного восприятия действительности. Имеющиеся в связи с неземным происхождением пробелы в процессах мышления и являются причиной приведённых выше “недоразумений”. Самый простой пример. Зная алфавит, пришельцы не могут до конца уяснить механизм сочетания букв, образующих слова, в результате чего появляется лекарственное средство, названное ими “Длянос”, или пиво “По-руски”.

Скорее всего, избавиться от пришельцев не удастся, но деятельность государства силами оставшихся коренных жителей планеты необходимо направить на выявление пришельцев и недопущение их к управлению процессами жизнедеятельности государства.

Ч а с т ь  в т о р а я.  Особенная

Указания судебной инстанции по одному делу с осознанием их юристом.

Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации, 2004 год, № 2 (февраль): постановления президиума, решения и определения судебных коллегий Верховного Суда Российской Федерации по уголовным делам, страницы 18–20, тезис третий: “Хищение чужого имущества путём обмана и злоупотребления доверием, совершённое организованной группой, в крупном размере обоснованно квалифицировано по пунктам “а” и “б” части 3 статьи 159 УК РФ”.

Далее описывается деяние, инкриминируемое осуж дённым как мошенничество. Казалось бы, все должны ожидать от Судебной коллегии Верховного Суда России юридического анализа состава преступления. Ибо соглас но одному из основных принципов уголовного права, отраженному в статье 8 Уголовного кодекса России, основанием уголовной ответственности является соверше ние деяния, содержащего все признаки состава преступления.

Состав (определение) мошенничества как вида хищения содержит восемь обязательных признаков такого деяния, то есть:
  (1) противоправность деяния виновного;
  (2) корыстная цель у виновного;
  (3) безвозмездность изъятия имущества для виновного;
  (4) изымаемое имущество должно быть чужое для виновного;
  (5) имущество изымается в пользу виновного или других лиц (но наличие корыстной цели у виновного должно быть);
  (6) изъятие имущества должно причинить ущерб соб ственнику или иному владельцу этого имущества (наличие потерпевшего);
  (7) изъятие имущества должно быть осуществлено по средством обмана или злоупотребления доверием;
  (8) наличие физического лица, которое виновный обманул или чьим доверием злоупотребил (см.: пункт 1 примечания к ст. 158 УК РФ и ст. 159 УК РФ).

Отсутствие хотя бы одного из признаков уже не допускает определять деяние как мошенничество, то есть не позволяет обвинять физическое лицо в совершении хищения в форме мошенничества.

Но Судебная коллегия 10 апреля 2003 года, оставляя приговор областного суда без изменения, а кассационную жалобу без удовлетворения, указала следующее.

Первое указание. “Виновность осуждённых К. и П. в совершении преступлений материалами дела установлена”.

Осознания юриста нет, поскольку тезис о виновности подлежит доказыванию.

Второе указание. “П. и К. создали общественную организацию социальных новаций “А”, председателем совета которой был избран П., а его заместителем – К.”.

Осознание юриста. Пока ничего противоправного не совершено. Каждый право-дееспособный гражданин волен учреждать общественные организации, вести при этом бухгалтерскую отчётность, платить налоги (например, с личного обогащения), собирать членские взносы и расходовать их по целевому уставному назначению.

Третье указание. “Основным содержанием деятельности организации (что осуждённые не отрицали) было приглашение в неё новых членов, которые при вступлении вносили денежную сумму, эквивалентную ХХХХ долларам США. Лица, внесшие данную сумму денег, в свою очередь вовлекали в организацию других лиц, при этом за первого приглашенного, который полностью внёс вступительный взнос (ХХХХ долларов США), они получали сумму, эквивалентную Х00 долларам США, за второго – ХХ0, а если нового члена привлекал ранее приглашенный этим лицом, то – Х0Х долларов США”.

Осознание юриста. Третье указание пока только констатирует факт того, что в общественную организацию принимали членов, которые вносили членские взносы. Если член организации рекомендовал кого-либо для приёма в члены и рекомендованный им принимался в члены организации, то рекомендовавший поощрялся денежной премией (вознаграждением). Каждый принимаемый в члены человек знал о член ских расходах и возможном вознаграждении в случае активного вовлечения других членов в организацию. Пока обыденное сознание юриста не находит ничего противоправного в дей ствиях взрослых людей – членов общественной организации. Как видно из Указания, посторонние люди, не члены организации, никаких денег этой организации не давали. Нарушения гражданского законодательства не обнаруживается. Нельзя же перечислить все гражданские законы, которые не нарушили члены организации. Ибо правила формальной логики не позволяют давать определения через отрицание.

Четвёртое указание. “Доводы о том, что устав общественной организации “А” зарегистрирован в государственных органах и поэтому деятельность организации соответствует законодательству, признаны судом необоснованными, поскольку устав не предусматривал вида деятельности, которым фактически занимались руководители организации П. и К.”.

Осознание юриста. В Указании отсутствует название (обо значение) вида деятельности, в целях которой была создана организация “А”. Если под видом деятельности в Указании понимается приём новых членов в организацию, основанную на членстве, и уплата членских взносов, то такой приём и внесение взносов вообще не является ни деятельностью, ни видом деятельности, ни целью организации. Поэтому в уставе никак такое нельзя написать. В противном случае, если следовать логике Указания, то стоило написать в уставе организации “А”, что целью или видом её деятельности является приём членов в организацию, сбор членских взносов и поощрение членов за привлечение в организацию новых членов, как суд обязательно признает такую деятельность соответствующей законодательству. Пока никак не удается осознать, какому законодательству не соответствовал устав, если в нём не указан вид деятельности – приём членов, и какому законодательству этот же устав соответствовал, если бы в нём был указан такой вид деятельности. Далее, деятельностью занимается сама организация, все её члены, а не её “руководители”.

Пятое указание. “Аргументы П. и К. об информированности приглашенных в организацию “А” об условиях её деятельности необоснованны. Как видно из показаний потерпевших, свидетелей, а также из материалов дела, П. и К. была разработана целая система вовлечения в организацию граждан с целью ввести их в заблуждение и убедить отдать свои денежные средства”.

Осознание юриста. Наконец-то. Все вправе ожидать, что в последующих указаниях будет установлена противоправность деяний П. и К., то есть какие нормы права ими были нарушены. Поскольку речь идёт об общественной организации и членских отношениях, то, вероятно, нарушены будут именно нормы гражданского права. А также будет объяснено, каким образом взрослые люди были обмануты, как в результате обмана они заключили гражданско-правовые сделки, которые, конечно же, суд должен признать недействительными. Более того, надо ожидать, что суд признает такие сделки противоречащими основам правопорядка и постановит всё полученное сторонами по сделкам обратить в доход федеральной казны. Ведь на это всё существуют гражданские законы. Последуем за логикой Указаний.

Шестое указание. “Вовлекаемые в организацию лица приглашались в престижные помещения – в гостиницу “Ц.”, учебно-информационный центр администрации Области и в др. Собрания проводились полусекретно, при входе стояла охрана, совершая досмотр с помощью металлоискателя. У приглашенных отбирались письменные обязательства о конфиденциальности и неразглашении сведений о деятельности организации “А”.

Осознание юриста. Недоумеваем. Так что же противоправное совершили П. и К., а также все другие члены организации “А”? Получается, никому и ни с кем нельзя быть в любых зданиях, поскольку облечённый властью кто-то может решить, что это здание “престижное” и поэтому посещение его может стать составной частью объективной стороны преступления – мошенничества. Потом, собрания могут быть секретными или несекретными. Полусекретного ничего не бывает. Хотя вопросы “секретности” – это тема государственной тайны, а не общественных организаций. Предположим, что собрания проводились “секретно”. Но ведь там собирались только члены организации для обсуждения своих членских вопросов, а не революционеры-заговорщики. Таким образом можно обвинить любой государственный орган в том, что он собирается “секретно”. А раз “секретно”, то не иначе как в целях совершения преступлений. Признаком “полусекретности”, согласно Указанию, является наличие охраны у входа и досмотр с помощью металлоискателя. Как это понять? Если бы охраны не было и досмотра не было, то тогда собрания были бы абсолютно “секретными” или абсолютно “несекретными”? С другой стороны, где нынче не стоит охрана? И в зданиях судов охрана есть. В некоторые суды, особенно арбитражные, даже участнику процесса трудно пройти. Не делать же из наличия охраны вывод о преступности лиц, находящихся за охраной или под охраной. А требование от членов организации не разглашать сведения о деятельности организации – это личное дело самой организации. И к Закону такое требование не имеет никакого отношения. Хотя бы потому, что существует обширный законодательный перечень сведений, которые не являются конфиденциальными. И есть огромное количество организаций, которым любая организация обязана предоставлять любые сведения. Последнее противоречие этого Указания: если все члены не должны разглашать сведения о деятельности организации, то как же эти же члены будут стремиться пополнить свою организацию новыми членами? Ведь все старые и новые члены были осведомлены о деятельности организации и формах её существования.

Седьмое указание. “В ходе так называемых “гостевых семинаров” П. и К. в форме чтения лекций, путём использования псевдонаучной терминологии создавали у аудитории ошибочное представление о возможности быстрого обогащения при участии в деятельности организации и при использовании метода “многоуровневого сетевого маркетинга”, при этом умышленно умалчивалась достоверная информация о том, что большинство участников организации “А” не смогут не только получить доход, но и с неизбежностью потеряют внесенные ими деньги”.

Осознание юриста. Не грешит ли само указание “псевдонаучностью”? И кто определяет “научность” или “ненаучность” терминологии? Терминология, то есть слова, может быть любая, и истина от неё не зависит. Так же как и правда. Один академик по отделению физики говорит, что Бога нет, другой академик по тому же отделению говорит, что Бог есть. Так кто же из них “псевдоучёный”? Может быть, этот вопрос решить суду своим приговором? Два академика поговорят в суде, суд вынесет приговор. И получится, что истина есть результат судоговорения.

Итак, если бы лекторы использовали “научную” терминологию, то у аудитории создалось бы неошибочное представлении о возможности быстрого обогащения? И способен ли человек отличить “научный” термин от “ненаучного”? В любой науке самое сложное – договориться о терминах. А в общественных науках тем только и заняты, что о терминах договариваются. Собственно, и настоящее исследование тоже есть не что иное, как уяснение терминов.

Указание ставит в вину людям “умышленное умалчивание достоверной информации о том, что большинство участников организации не смогут не только получить доход, но и с неизбежностью потеряют внесенные ими деньги”. Помилуйте, но ведь каждому участнику говорилось одно и то же. Все участники обладали одинаковым объёмом информации. Все умышленно, то есть осознанно, становились членами организации. Ибо каждый считал себя не большинством, а меньшинством. И каждый считал, что он своим умением и трудолюбием сумеет достичь желанного успеха. Но все люди разные, с разными способностями, с разным трудолюбием. Каждому по труду. Где же здесь обман? Обмана нет. Наоборот, все хотели обогатиться, каждый. Верим в это. Но умысел был не у П. и К. на обогащение, а у каждого. И если такой умысел противоречит господствующей в обществе морали и основам правопорядка, то наказанию должны быть подвергнуты все и каждый, а не только самый успешный на радость ленивому и завистливому.

Если следовать логике Указания, то надо признавать виновными всех руководителей охотничьих обществ в мошенничестве. Ведь они скрывают достоверную информацию о количестве зайцев в угодьях, выписывая за плату путевок охотникам намного больше, чем зайцев. При этом руководителям охотничьих обществ достоверно известно, что большинство охотников не только не добудет никогда зайца, но даже не увидит его и с неизбежностью потеряет внесенные членские взносы.

И ужас охватывает при осмыслении указаний, когда подумаешь о верхушках политических партий. Ведь скольких они увещевают “политологической” терминологией о скором приходе парламентским путём к власти, сколько “грантов” и вспомоществований получают. А ведь им (партийным лидерам) достоверно известно, что никогда их партии не захватят власть, то есть не сформируют органы верховной государ ственной власти; и эти лидеры “умалчивают достоверную информацию” о том, что большинство членов и сторонников их партий умрёт нищими беззубыми стариками.

Восьмое указание. “Находившиеся в зале члены организации и вовлеченные К. и П. граждане своим поведением и одобрительными репликами создавали у вновь приглашенных лиц впечатление успешной деятельности организации “А”. После вступления в организацию граждан привлекали к участию в информационных и рабочих семинарах, проводили с ними индивидуальные собеседования с целью обучения их методам вовлечения в организацию своих знакомых и род ственников, пользующихся взаимным доверием, при этом не раскрывая характера деятельности организации “А”. Об этом вновь приглашенные лица должны были узнать в ходе семинаров от руководителей организации”.

Осознание юриста. От того, что каждый кулик своё болото хвалит, он не становится зловредной птицей. Хваля свою организацию, члены не становятся преступниками. В противном случае каждого, что-то восхваляющего, надо признавать лжецом, который других вводит в заблуждение. Ибо известно: мысль изреченная есть ложь. В то же время само Указание не отрицает, что все члены организации осведомлялись о “характере деятельности организации”, то есть никто никого не обманывал, не скрывал правду жизни. Все члены участвовали в работе организации. Они участвовали в семинарах, их обучали. Возможно, их обучали “обманывать” знакомых и родственников? Не исключено. Ведь чужая душа потемки. Но ведь член организации тогда сам настоятельно хотел обу читься магии обмана. Чтобы самому быть обманщиком. И обманывать именно знакомых и родственников. А кого ещё наш человек может обмануть? В крайнем случае только самого себя. Получается, что круг аморально мыслящих значительно шире, чем двое осуждённых.

Девятое указание. “Из показаний потерпевшей Р. видно, что 28 января NNNN г. она вступила в организацию “А” по приглашению своей знакомой. 29 января и 5 февраля NNNN г. она передала туда Y00 и U00 долларов США и затем посещала семинары организации, там давали рекомендации по приглашению людей. На “гостевых семинарах” использовалась группа поддержки из числа членов организации, целью которой было оказание определённого влияния на сомневающихся, применялись методы психологического воздействия на человека с целью изменения его сознания, о чем она может уверенно судить как психолог. Она никого не приглашала и считала, что её обманули”.

Осознание юриста. Обратите внимание. Р. вначале стала членом организации. Потом заплатила вступительные или членские взносы. Потом посещала семинары, то есть училась за счёт сил и средств организации, членом которой она стала. Р. никого в члены организации не пригласила и, соответственно, никакого вознаграждения за активную работу в организации ей не полагалось. Раз Р. никакого вознаграждения за счёт чужого труда не получила, на что она рассчитывала по причине общей осведомлённости, то посчитала, что её обманули. С точки зрения нравственной гигиены позиция безупречна?

В указании отмечено, что Р. является психологом. Вероятно, она имеет высшее психологическое образование, по крайней мере, педагогическое. Ведь педагоги часто считают себя психологами. Но это предположения. Мы же должны основываться только на фактах, которых в указаниях предостаточно. Оказывается, Р., как профессиональный психолог, сразу определила, что на семинарах “применялись методы психологического воздействия на человека с целью изменить его сознание”. И здесь опять закрадывается просто мерзкая мысль, а не хотела ли сама Р. применить в отношении других людей методы, о которых она так хорошо осведомлена и которыми, возможно, в совершенстве владеет. Но с другой стороны, если Р. такой знаток психологии, то почему поддалась на уговоры подруги? Почему не раскрыла глаза своей подруге, у которой “изменилось сознание”? Разве не долг психолога, по аналогии с врачом, помогать обретать душевное здоровье ближнему? Или психолог Р. полагала, что, не прикладывая никаких усилий, на неё, как на психолога, польются блага потоком?

Не исключено, что подруга (знакомая) Р., которая привлекла в организацию Р., оказалась бoльшим психологом, чем профессиональный психолог Р.

Десятое указание. “Как показал потерпевший К-е, он по приглашению знакомой пришёл в гостиницу “Ц.”. Поскольку необходимых для внесения в организацию денег у него не было, П. дал ему отсрочку на одну неделю, но при условии внесения VVVV долларов США. К тому времени он продал свой автомобиль и решил вступить в организацию, так как его знакомая ему постоянно звонила и утверждала, что она за две недели вернула свои деньги. Он внес в организациюVVVV долларов США, после чего посещал семинары П. и К., по своему содержанию они были идентичными и повторялись слово в слово. На учебных семинарах ведущие их консультанты говорили о том, как нужно приглашать людей в организацию. Он понял, что попал в ловушку мошенников, которые, обещая людям “золотые горы”, выманивали у них деньги методами психологического воздействия”.

Осознание юриста. Из указания следует, что К-е рассчитывал приобрести в организации “золотые горы”, то есть много и много денег. И активно шел к этой цели – продал автомобиль, вступил в члены, заплатил вступительные взносы, посещал семинары. Но оказалось, что размер желания К-е не соответ ствовал его способностям и трудолюбию. Он захотел получить “золотые горы” совершенно не прикладывая труда, то есть за чужой счёт. Иными словами, К-е хотел получать деньги в качестве дара, то есть безвозмездно, или без законных на то оснований, то есть как неосновательное обогащение? Знакомая К-е, которая привлекла его в члены организации, хотя бы работала – звонила, уговаривала К-е. За что и получила положенное в организации вознаграждение.

С другой стороны, если К-е был обманут, то почему он был обманут осуждёнными П. и К., а не его знакомой?

Одиннадцатое указание. “Из указаний других потерпевших следует, что деньги в организацию “А” они передавали под влиянием обмана относительно возможности получить быстрый и большой доход, сформированный целенаправленной системой действий П. и К.”.

Осознание юриста. Убедили. Все хотели быстрого и большого дохода. Каждый надеялся за счёт ближнего, за счёт своего товарища, за счёт другого члена организации обогатиться. Кстати, почему бы не осудить всех членов правительства России, начиная, скажем, с 1985 года. Ведь кто из них не обещал “быстрого и большого дохода”. А что получилось для большинства? И целенаправленная система действий была. Объективная сторона мошенничества есть?

Двенадцатое указание: “Согласно показаниям свидетелей А., Кр., Г., М. они также приглашались П. и К. к участию в организации “А”, присутствовали на семинарах, однако не поддались уговорам, не сдали деньги и не вступили в организацию, посчитав это для себя неприемлемым”.

Осознание юриста. Остаётся только порадоваться за свидетелей. Они правильно рассчитали свои средства, силы и умения. Однако хочется верить, что эти свидетели отказались вступать в члены организации по этическим соображениям. Ведь организации подобные “А” живут за счёт ближнего. И строительство таких организаций аморально. Право есть минимум нравственности. Но не все, что аморально, подлежит юридическому наказанию, легитимному насилию.

Тринадцатое указание. “Согласно заключению эксперта, проводившего судебно-бухгалтерскую экспертизу, в кассе организации “А” не были оприходованы денежные средства на сумму ХХХХХХХ руб. и ННННН руб. Определить, на что были истрачены данные денежные суммы, не представляется возможным, поскольку это не отражено по бухгалтерскому учёту”.

Осознание юриста. Это указание никак не связано не только с другими указаниями, но и само по себе бессодержательно. Указано, что не были оприходованы две суммы. Если это утверждение верно, то должно быть именно два первичных документа, например приходно-кассовые ордера или какие-то расписки, подтверждающие получение денег организацией “А”. Эти же документы должны содержать сведения о том, кто дал их и по какой причине. Если же таких сведений в них нет, то и организация их не получала. Если подтверждается, что эти денежные средства предназначались для организации, то тогда налицо безосновательное присвоение чужого имущества и так далее. Но судя по всему, судьба денег никого не интересует, тем более правовые основания их получения и расходования.

Четырнадцатое указание. “В соответствии с заключением экспертов, проводивших математическую экспертизу, при самом выгодном варианте перераспределения денежных средств среди членов организации “А” только 25 % её членов имели тео ретическую возможность вернуть свой вступительный взнос и получить прибыль, а оставшиеся 75 % не только не смогли бы получить прибыль, но и не имели возможности вернуть внесенные средства. Поскольку каждый привлеченный в организацию и внесший вступительный взнос в полном размере ХХХХ долларов США для возврата вложенных средств должен был пригласить как минимум трёх человек, а последние ещё по три человека каждый и так далее, количество людей, теряющих и не возвращающих свои деньги, с ростом числа членов организации не уменьшалось бы, а возрастало”.

Осознание юриста. Эту математическую экспертизу следует занести на скрижали отечественной юриспруденции (какое нам дело до всех “цивилизованных” стран). Она дорогого стоит. Интересно бы поручить экспертам-математикам рассчитать при самом выгодном варианте перераспределения богатств России, сколько бы граждан имели бы теоретическую возможность стать миллионерами? Потом сравнить с жизнью и вывод использовать как доказательство вины соответствующих по надобности и времени лиц.

Только “экспертам-математикам” невдомёк, что в общественных организациях прибыли не бывает, по крайней мере, членские взносы прибыли не образуют, они даже, по общему правилу, не облагаются налогами. И ни одна общественная организация никогда не обязуется возвращать своим членам внесенные ими членские взносы. Ибо членские взносы – основа материального существования общественной организации. Дело не в математиках, а в тех, кто оценивает арифметические действия. Для признания деяния правомерного или неправомерного арифметика не нужна. Преступность арифметическими действиями не рассчитывается.

Пятнадцатое указание. “Выводы экспертов, проводивших комплексную экономическую экспертизу, свидетельствуют о том, что деятельность организации “А” не может быть признана общественной, поскольку, хотя она и была создана в соответствии с требованиями закона, то есть учредительные документы не противоречили законодательству, её фактическая деятельность не отвечала требованиям, предъявляемым законом к общественным организациям. Деятельность организации является коммерческой, так как она занималась систематическим получением доходов и это было её единственной целью. Возврат денежных средств всем членам организации при их участии в предложенной П. и К. системе перераспределения не гарантировали”.

Осознание юриста. Сейчас не редкость, когда на правовые вопросы отвечают всякие эксперты, особенно экономические. Повторяемость события ещё не свидетельствует о правильности его.

Итак, экономисты решили, коль на банковский счёт и в кассу организации систематически поступают деньги, то никакая это организация не общественная, а коммерческая. Тогда уж надо договорить, что никаких членов в организации “А” не было, а были коммерсанты, партнеры, дольщики, пайщики или акционеры. Ведь надо правильно определить организационно- правовую форму организации. Какие фактические юридические отношения возникли между людьми и так далее. Ведь экспертиза же была “комплексной”. Но экономисты ничего не говорят и ни на что не отвечают. Поскольку больше сказанного сказать не могут. Ибо если все в организации коммерсанты, то надо назвать хотя бы вид коммерческой деятельности каждого участника такой коммерции, дать правильную правовую характеристику. Соответственно, каждого члена обложить налогом на личный доход, а организацию обложить корпоративными налогами: налогом на добавленную стоимость, на прибыль и так по порядку Налогового кодекса. Но опять же никто и не помышляет взимать эти налоги. И в указаниях никакого ответа нет.

Неправда, что организация занималась только тем, что получала доходы. Во-первых, доходы – это членские взносы, которые все члены платили. Во-вторых, члены организации обучались сами и обучали других, обучались умению общаться, убеждать друг друга и вообще проводить досуг. Чем не цель для общественной организации? Для этих целей надо было арендовать помещения, организовывать совместное питание и тому подобное, то есть надо было платить за все, что нужно для существования организации. А то, что новый член частично компенсировал организационную работу своего старшего товарища, так это условие членства. Это аморально для экспертов-экономистов? Так стыд не дым, глаза не ест.

Возврат денежных средств всем членам организации при их участии в предложенной П. и К. системе перераспределения не гарантировали? Но где вы видели организацию, основанную на членстве, где бы гарантировали возврат денежных средств – членских взносов? Нигде. Более того, если эксперты-экономисты утверждают, что организация “А” – коммерческая организация, то тогда они противоречат сами себе. Ибо никакая коммерческая организация не гарантирует возврат своим участникам все, затраченное ими. Напротив, именно устанавливается ответственность этих участников. Правда, как правило, ограниченная. Если же каждому члену общественной организации возвращать все внесенные им ранее членские взносы, то у нас бы не было ни одной общественной организации.

Шестнадцатое указание. “Из заключения экспертов, проводивших судебно-психологическую экспертизу, видно, что при вовлечении граждан в деятельность организации со стороны П. и К. на приглашенных оказывалось психологиче ское воздействие. Основным методом этого воздействия было внушение с использованием техники нейролингвистического программирования, что повлияло на принятие гражданами решения о вступлении в организацию и внесении денежных средств”.

Осознание юриста: Да, психологическая экспертиза может посоревноваться только с математической. С трудом верится, что кто-то из членов организации “А” с первого раза мог бы произнести слова “нейролингвистическое программирование”, а не то что владеть техникой такого программирования. Если не считать, конечно, профессиональных психологов. С другой стороны, какой же отечественный политик, предприниматель, тот же “олигарх”, не владеет такой техникой? А не избирают ли наших депутатов, которые появляются из небытия, с использованием “техники нейролингвистического программирования”? Может быть, с ними надо было разобраться?

А не использовал ли в судебных заседаниях государственный обвинитель именно “технику нейролингвистического программирования”, что повлияло на вынесение судами решений по делу П. и К.? Вот бы проводить хотя бы по некоторым судебным процессам психологические экспертизы на предмет выявления влияния на принимаемые судами решения использования “техники нейролингвистического программирования”.

Семнадцатое и восемнадцатое указания. “Виновность П. и К. в совершении преступления подтверждена и другими доказательствами. Всесторонне исследовав обстоятельства дела и правильно оценив все доказательства по делу, суд пришёл к обоснованному выводу о доказанности вины П. и К. в мошенничестве”.

Осознание юриста: Нет правопреступления, за которое следует наказание, предусмотренное в уголовном кодексе. В последних Указаниях судом подведены итоги и сделан вывод. Но из чего? Из предыдущих Указаний, в которых нет даже намёка на исследование судом вопроса о наличии в деяниях П. и К. доброй половины признаков мошенничества? То есть, если и можно рассматривать деяния членов организации “А”, то только как совершение неправомерных сделок. Тогда эти сделки надо признать недействительными и всё полученное по сделкам можно обратить в доход федеральной казны. На это есть гражданские законы. Но исследовать это никому не интересно. А уж тем более возиться в гражданском праве. Ибо ещё Сергей Аркадьевич Андреевский в 1903 году в речи об уголовной защите сказал: “Юристами можно назвать только знатоков гражданского права. В этой области нужно превосходно знать как общую систему, так и все её подробности” (Об уголовной защите. Избранные труды и речи. Тула, 2000. С. 286).

  § 2. Абсурд места расследования и адвокатская легитимация

Справка. 12 июля ЧЧЧЧ года. Следствие вынуждает Х, Y и их защитников знакомиться с материалами дела на Южном полюсе.

Адвокатская команда X. и Y. приняла решение возобновить ознакомление с материалами уголовного дела на Южном полюсе. Адвокаты называют это решение вынужденным и отмечают, что в ситуации “тотального правового нигилизма” у них просто не было иного выбора.

Напомним, что в соответствии со вступившими в силу решениями Районного и Столичного городского судов все следственные действия в отношении Х. и Y., в том числе и ознакомление адвокатов с материалами дела, должны производиться в Столице. Однако следственная группа прокуратуры проигнорировала решения судов и продолжает настаивать, что местом проведения следствия является Южный полюс.

Понимая всю незаконность процессуальных действий на Южном полюсе, адвокаты Х. и Y. опасаются, что их отказ знакомиться с делом на Южном полюсе будет использован стороной обвинения против их подзащитных и дело незамедлительно направят в суд. “Осознание всех негативных последствий, вытекающих из того факта, что перед судом может предстать человек, не знакомый с материалами собственного дела, вынуждает нас согласиться продолжить ознакомление с делом на Южном полюсе и дать соответствующую рекомендацию нашему подзащитному. При этом вся ответственность за незаконный характер происходящего лежит на стороне обвинения”, – сказано в заявлении защитников.

Синтаксис перевода предварительного расследования в Z. Адвокат убеждён, что его подзащитный не то что не повинен в каких-то преступлениях, а самого события преступления не было. Обвинительный орган придерживался другого мнения и считал, что подзащитный адвоката совершил преступление. Обвинительный орган возбудил уголовное дело в месте N., долгое время проводил расследование там, а потом, сославшись на процессуальную целесообразность, перевёл окончание предварительного расследования в место Z., которое было весьма отдалено от места N.

Адвокат расценил перевод окончания предварительного расследования в отдалённое место не только как неудобство для оказания защиты своему доверителю, но и как намёк на то, что и судебное разбирательство будет проводиться в месте Z. Что также может не соответствовать жизненным интересам не только самого адвоката, но и его доверителя.

Адвокат обжаловал в суд постановление обвинительного органа об определении производства предварительного расследования места Z.

В жалобе адвокат описал, как процессуальный закон предписывает определять, где и почему должно проводиться предварительное расследование. Адвокат напомнил, что в постановлении о предъявлении обвинения его подзащитному местом совершения им всех преступлений названо место N. Далее адвокат привёл суждения, из которых вывел, что место Z. выбрано обвинительным органом произвольно, только лишь на том основании, что в месте Z. находится обвиняемый. Адвокат рассудил, что таким образом можно определить любое место страны для предварительного расследования, перед этим переведя туда обвиняемого. Адвокат в жалобе утверждал, что в месте Z. нет никаких условий, обеспечивающих, как полагает обвинительный орган, “полноту” расследования, поскольку в месте Z. отсутствуют доказательства, подлежащие собиранию по уголовному делу. Адвокат также пожаловался, что ему неясно, о какой “объективности” идёт речь в постановлении обвинительного органа о переводе расследования в место Z. и почему нельзя было провести расследование “объективно” где-нибудь по ближе к месту N. Адвокат высказал предположение, что если, по мнению обвинительного органа, в месте Z. расследование будет проводиться объективно, то в месте N. расследование проводилось необъективно. Адвокат также обосновал, почему перевод расследования в место Z. не будет способствовать соблюдению процессуальных сроков расследования, к тому же ознакомление с материалами уголовного дела в месте N. заняло бы меньше времени, чем такое же ознакомление в месте Z., так как в месте Z. у адвокатов отсутствуют средства копирования материалов дела. Адвокат попросил суд признать постановление обвинительного органа незаконным и необоснованным и обязать обвинительный орган устранить допущенные нарушения.

Безусловно, бытовые удобства могут входить в круг жизненных интересов. Поэтому пребывать адвокату в месте N., возможно, удобнее, чем в месте Z. То же самое можно сказать и о других людях. Но с процессуальной точки зрения, для адвоката должно быть безразлично, где оказывать юридиче скую помощь своему доверителю и осуществлять публичный безвластный контроль над обвинительным органом и судом, в месте N. или в месте Z. Поскольку для адвоката, если не было события преступления, то его не было нигде, его не было во всём мире и в других местах. Для адвоката во всех случаях любое уголовное преследование его подзащитного и любой суд над ним будут неправильными, а обвинительный приговор будет неправосудным.

Конечно, адвокат не просит, чтобы суд своим повелением возвратил предварительное расследование в место N. Но в мотивировочной части жалобы адвокат прямо указывает, что правильно было бы сохранить расследование в месте N. Более того, адвокат ссылается на то, что обвинительным органом были собраны какие-то доказательства в месте N. Если сам адвокат соглашается, что у обвинительного органа есть какие-то доказательства, то, может быть, в деяниях доверителя адвоката всё-таки было что-то преступное? Вот обвинительный орган и разбирается. Как может, так и разбирается. Обвинительному органу не до бытовых удобств.

И в самой просьбе адвоката заложено противоречие, которое на стороне обвинительного органа. Если адвокат считает, что постановление обвинительного органа незаконное, то оно незаконное изначально и при его отмене должно быть восстановлено то положение, которое существовало до принятия этого постановления. То есть расследование должно быть возвращено в место N. Если постановление необоснованное, то его недостаток в отсутствии обоснования, что породило его непонимание у адвоката. Следовательно, если получить разъяснения, а именно, обоснование, то сомнения будут развеяны. Но адвокат не просит, чтобы суд признал постановление незаконным или недействительным по причине отсутствия обоснования, а просит обязать обвинительный орган “устранить допущенные нарушения”, то есть исправить это постановление таким образом, чтобы оно было понятным, мотивированным, то есть обоснованным, и таким образом, стало бы “законным”.

Суд первой инстанции согласился с пониманием адвоката процессуального закона касательно той мысли, что место проведения предварительного расследования определяется местом совершения преступления, и внял просьбе адвоката, обязав обвинительный орган устранить допущенные нарушения. Нарушениями, допущенными обвинительным органом суд посчитал то, что в постановлении отсутствует изложение точной мотивировки принятого процессуального решения. В постановлении отсутствуют сведения о том, в чём именно выражается обеспечение полноты, объективности и соблюде ния процессуальных сроков при проведении предварительного расследования в месте Z. Суд указал, что при таких обстоятельствах у суда нет оснований признать постановление обвинительного органа обоснованным и мотивированным.

Таким образом, суд не признал постановление незаконным, то есть изначально юридически ничтожным, а обязал обвинительный орган устранить допущенные в нём нарушения, то есть дополнительно обосновать, мотивировать решение о переводе предварительного расследования в место Z. из места N.

Повеление суда устранить в постановлении нарушения было озвучено адвокатом перед средствами всенародного оповещения как признание судом этого постановления незаконным. Что, согласитесь, не одно и то же. Но обвинительный орган не уступал в понимании этого судебного акта адвокату и подал кассационное представление на его отмену вместо того, чтобы дополнить каким-то образом это постановление мотивировкой-обоснованием. Что бы тогда осталось делать адвокату, получи он новую редакцию постановления о месте Z.? Опять обжаловать в суд первой инстанции обновленное, исправленное постановление? Обжаловать, конечно, можно было, но суд уже к тому времени устал бы. Ведь все допущенные нарушения обвинительным органом устранены.

В кассационном представлении обвинительный орган указал, что суд вышел за пределы своих полномочий и рассмотрел жалобу адвоката в нарушение правил о подсудности, поскольку рассматривать её должен был суд по месту производства предварительного расследования, которое проводится в месте Z.; потом, что оценка мотивированности не может являться предметом судебного рассмотрения, и, наконец, суд не обосновал вывод о том, что само по себе постановление обвинительного органа способно причинить ущерб правам и свободам участников судопроизводства либо затруднить их доступ к правосудию.

Адвокат в своих возражениях легко нашёл логическую несостоятельность первых двух доводов в представлении обвинительного органа. Обвинительный орган находится в месте N. и постановление об изменении места предварительного расследования было вынесено в месте N., ранее предварительное расследование проводилось в месте N., поэтому жалоба адвокатом была подана в суд по месту N. Обязанность суда оценивать или проверять, мотив и обоснованность принимаемых обвинительным органом решений адвокат обосновал доводами, выраженными в позициях Конституционного суда России. Адвокат также обратил внимание на то, что обвинительный орган сам противоречит себе, в своём постановлении обвинительный орган не считает нужным что-либо обосновывать, но требует обоснования выводов от суда.

Однако самоё возражение адвоката содержало заблуждения и противоречия, которые никак не могут способствовать правозащите.

Адвокат в своём возражении выдвинул тезис о том, что суд признал постановление обвинительного органа незаконным и необоснованным, хотя суд всего лишь повелел обвинительному органу исправить допущенные нарушения. Уверовав в истинность своего тезиса, адвокат делает из него вывод, что суд восстановил положение, существовавшее до вынесения обвинительным органом своего постановления о переносе расследования в место Z.

Адвокат в возражении сообщает суду, что его подзащитный был переведён в место Z. при отсутствии законных оснований и процессуальной необходимости. Таким образом, адвокат говорит не только о законных основаниях, что только и входит в предмет его профессиональной деятельности, но и о целесообразности для обвинительного органа принятия того или иного решения. Затронув тему целесообразности, адвокат высказывает догадку, зачем обвинительному органу понадобилось переводить обвиняемого, а следом за ним и предварительное расследование в место Z., и сам объясняет эту догадку. Адвокат высказал мысль, что обвинительному органу не хватило фантазии подобрать подходящие для обоснования аргументы. Получается, что жалоба адвоката была вызвана всего лишь отсутствием у обвинительного органа фантазии, а решение суда направлено на стимулирование обвинительного органа проявить фантазию.

Адвокат заверял суд, что в месте Z. нет никаких условий, обеспечивающих, как уверяет обвинительный орган, “полноту и объективность” расследования, поскольку в этом месте отсутствуют доказательства, подлежащие собиранию по расследуемому делу. Значит, адвокат знает, в каком месте есть условия, обеспечивающие полноту и объективность расследования, и в каком месте находятся доказательства, которые надо собрать по этому делу. Адвокат всё это знает, хотя и заявляет, что его доверитель никогда и нигде преступлений не совершал. Однако если обвиняемый никаких преступлений не совершал, то доказательств совершения несовершённых преступлений нет нигде на всей земле, а не только в месте Z. Доказывание, что преступление совершено не было, будет доказыванием через отрицание. Что есть нарушение правил доказывания, так как оно бесконечно. Всё, что ни возьми, то и доказывает отсутствие чего-то другого.

Далее адвокат в возражении настаивает, что именно в месте N. находятся доказательства, сбор которых необходим для надлежащего выполнения адвокатом своего профессионального долга, так как адвокат успел убедиться, что многих доказательств в материалах уголовного дела нет. И адвокат вынужден заниматься сбором доказательств в месте N., а потом ехать в место Z. Адвокат посетовал суду, что если судебный процесс будет проходить в месте Z., то по формальным признакам такой процесс не будет ни равноправным, ни состязательным. Хотя бы по той причине, что сторона защиты будет лишена возможности представить необходимые доказательства, в частности, обеспечить явку свидетелей и специалистов. Также адвокат в возражениях сообщил суду и, следовательно, обвинительному органу, что до завершения предварительного расследования он намерен заявить целый ряд ходатайств, в частности, о допросе свидетелей, о проведении очных ставок и других следственных действий, которые, по мнению адвоката, легко будет провести в месте N. и крайне затруднительно в месте Z.

Доводы адвоката порочны. Ибо оказывается, адвокат постиг замысел обвинительного органа, адвокат понял и поверил в то, что обвинительный орган собрал такие доказательства, которые полностью изобличают в совершении преступлений доверителя адвоката. По изложенной мысли адвоката, тезис обвинения доказан. Но теперь адвокат в месте N. соберёт свои доказательства и докажет, что его подзащитный преступлений не совершал. И антитезис защиты тоже будет доказан. Таким образом, перед судом предстанут два доказанных взаимоисключающих утверждения. Суду останется только выбрать из них тот, который ближе его “внутреннему убеждению”. Почему бы суду не выбрать тезис обвинения, ведь адвокат сам считает, что он уже “доказан”? Любой выбор будет правильным, а приговор законным, хотя бы по той причине, что уже каждое из противоположных утверждений “логически” доказано. А это абсурд. И этот абсурд заложен в самих доводах адвоката.

Незаконность решения и его необоснованность не одно и то же. Непредставление обоснования не означает, что тезис нельзя доказать. Отсутствие обоснования тезиса не означает его ложности.

Кассационная инстанция отказалась удовлетворить представление обвинительного органа и подтвердила, что обвинительному органу надо “устранить допущенные нарушения”. Но обвинительный орган стоял на своём и не хотел ничего “устранять”, и несколько раз подавал жалобы в порядке надзора, прося отменить решение суда первой инстанции, который обязал его хоть что-то написать в обоснование места Z. Суд остался непреклонен перед обвинительным органом и открыто указывал обвинительному органу, чтобы тот “устранил допущенные недостатки”. Никто не признал постановление обвинительного органа о месте Z. незаконным. Предварительное расследование осталось в месте Z.

Адвокат искренне продолжал считать, что постановление о месте Z. признано судом незаконным. Однако эта же искренность не помешала адвокату продолжить принимать участие в процессуальных действиях в месте Z. Хотя, казалось бы, исходя из логики адвоката, если место Z. является незаконным для процессуальных действий, так и не надо принимать участия в незаконных действиях. Иначе “незаконные” процессуальные действия приобретают видимость “законных”. Если место Z. стало опять для адвоката законным, то почему обвинительный орган вдруг должен считать его незаконным? Получается, что сам адвокат придаёт легитимность произвольным действиям обвинительного органа. Более того, порочная жалоба уже сама по себе придала легитимность месту Z., так как процессуальные решения обвинительного органа теперь оказались освящены судебным актом, прошли проверку на судебную состязательность.

Обжалование места Z. в таком случае не более чем создание видимости адвокатской активности. Длительность судебных разбирательств о месте Z. была обусловлена лишь неожиданной бюрократической неповоротливостью обвинительного органа, его капризностью.

Адвокат во всех случаях не должен впадать в подобный фельетонизм. Адвокат, ссылаясь на судебный акт о месте N., призывал обвинительный орган перевести предварительное расследование из места Z. в место N. А поскольку обвинительный орган не внимал увещеваниям адвоката, то адвокат подал обвинительному органу заявление, чтобы обвинительный орган возбудил уголовное дело против обвинителей из обвинительного органа за неисполнение судебного акта о месте Z. Обвинительный орган уголовное дело не возбудил, но и не устранил недостатки своего постановления, о чём ему наказал суд из места N.

Добавление. О мнимой подсудности.
Предварительное следствие. Обвинительный орган обратился в районный суд за решением о продлении срока содержания обвиняемого под стражей. Причины содержать под стражей стандартные: давление на свидетелей и так далее.
В начале судебного заседания адвокат заявил ходатайство о переносе рассмотрения дела в другой районный суд, которому, как считал адвокат, подсудно уголовное дело.
Это ходатайство было заявлено, несмотря на то, что адвокат считал, что не было самого события преступления, в совершении которого обвиняется его подзащитный. Если не было события преступления, то его не было нигде. Это мнимое преступление. Следовательно, решение о рассмотрении уголовного дела любым судом будет неправильным, а суждение о подсудности этого дела какому-то одному суду будет ложным. Потому что приводимые для определения подсудности доводы будут мнимыми. Таким образом, адвокат, вопреки своему утверждению об отсутствии события преступления высказывающий суждение о подсудности уголовного дела, создаёт видимость (притворность) законности при производ стве уголовного дела и способствует обвинительному органу и суду в пренебрежении правом.
Обвиняемый также заявил, что он считает, что дело должен рассматривать другой суд.
Если обвиняемый не совершал преступления и не знает процессуальных правил подсудности, то высказанное им желание основано на эстетическом чувстве, а не на доводах разума. Подобные высказывания создают иллюзию активного пользования обвиняемым своими правами.