ТЕОРИЯ АДВОКАТУРЫ :: Часть восьмая. КАНОН АДВОКАТУРЫ, ИЛИ АДВОКАТСКАЯ ПРАКСИОЛОГИЯ. Глава 2. ПРОБЛЕМЫ АДВОКАТСКОЙ ЭТИКИ

Приложение к журналу “Вопросы адвокатуры”

  § 1. Совесть и закон

В подавляющем большинстве разговоров о нормах желательного поведения юриста, будь то адвокат или чиновник, путаются два понятия — этика и дисциплинарное право. Данная путаница не является безобидной, она не только вносит серьезнейший методологической порок в соответствующий дискурс, но и имеет далеко идущие общественно значимые последствия.

Этика обозначает определенную связь морали и рефлексии, то есть либо рефлексию морали в каких-либо учениях (например, этика как наука о морали), либо отрефлектированную, то есть осознанную в своих основах мораль. Мораль же есть система норм, которой индивид следует добровольно, исходя из своих собственных представлений о должном. Этим она отличается от права, нормы которого навязываются индивиду независимо от того, считает ли он их правильными и желает ли он им следовать. Но ведь именно этот последний признак характерен для тех норм, которые среди адвокатов называются этическими.

В публичных выступлениях и в частных беседах, в законопроектах и научных работах адвокаты постоянно выступают за установление разного рода взысканий, положенных в случае нарушения той или иной нормы адвокатской этики: исключить, оштрафовать, подвергнуть порицанию и так далее и тому подобное. Руководствуются они при этом самыми благими намерениями: действительно, падение нравов налицо, нравственные ориентиры расшатаны, адвокатуру надо укреплять, а ее престиж — повышать. Однако все, что предлагают адвокаты в качестве способов решения всех этих задач, лежит не в сфере этики, а в сфере дисциплинарного права. Они предлагают систему норм, которым многие адвокаты не следуют, но которым надо так или иначе заставить их следовать. Они предлагают развивать не этику, а дисциплинарное право. И это действительно нужное дело. Однако одним дисциплинарным правом, как и вообще правом, обойтись нельзя. Если сам индивид не считает нужным действовать добропорядочно, то заставить его крайне трудно. Да и невозможно уследить за всеми. Сообщество, опирающееся на одно только право, переживает свои последние времена — оно неизбежно рухнет, поскольку размыты его внутренние устои, а принудительная сила неспособна долго удерживать внутренне рассыпающийся организм.

«Этика не есть мораль, — писал русский философ, профессор Сергей Иосифович Гессен, — она не занимается, подобно последней, выставлением определенных (материальных) норм поведения. Она есть наука о тех формальных предпосылках, которые делают мораль моралью, то есть о ценности тожественного смысла, которым обладают отдельные правила поведения, законы и т.д., независимо от психических состояний действующих согласно или против этих правил субъектов» (76). Отсюда вовсе не следует, что надо перестать заниматься вопросами дисциплинарного права. Напротив, наряду с дисциплинарным правом надо заниматься и вопросами этики, то есть вопросами выработки такого учения о поведении адвоката, которое представило бы каждому адвокату убедительные основания действовать соответствующим образом. «Не все то, что не запрещено законом и потому не влечет за собою кары для поверенного вообще, дозволительно присяжному поверенному», — таково решение Московского Совета присяжных поверенных (77). И это общая формула адвокатской этики, аналогичная той, которая принята спустя сто лет Восьмым конгрессом ООН: «Адвокат при всех обстоятельствах должен сохранять честь и достоинство, присущие ответственному участнику правосудия».

Почему многие адвокаты ныне действуют не этично? Ответ до невозможности прост: потому что они не видят оснований действовать этично. Прежние основания, убеждавшие людей десять или пятьдесят лет назад, потеряли свою привлекательность. Новые времена требуют новой этики, то есть новых оснований для нравственного поведения. Новая этика должна убеждать адвоката выбирать тот или иной образ действий, чтобы он сам, по собственной воле, руководствуясь собственным разумом, следовал тем или иным нормам. Чтобы он воспринимал эти нормы не как нечто навязываемое ему извне, а как свои собственные.

Задача разработчиков современной адвокатской этики, следовательно, состоит не столько в пересмотре самого состава ее норм (хотя и эта задача имеет место, так как многое из того, что было этично пятьдесят лет назад, сегодня уже может оказаться неэтичным, ведь ситуация изменилась), сколько в изучении современного адвоката, его положения в обществе, его возможностей, его мировоззрения, его психологии и так далее и тому подобное. Чтобы, опираясь на эти сведения, найти действенные, убедительные основания для тех норм, которые на самом деле необходимы не только обществу в целом, не только каждому нуждающемуся в юридической помощи, не только адвокатскому сообществу, но и ему самому. Иными словами, чтобы разрабатывать адвокатскую этику, нужно смотреть не на то, какие есть проблемы с адвокатами, а на то, какие проблемы у адвокатов.

Под маркой адвокатской этики сегодня создаются, как правило, совершенно абстрактные образы идеального адвоката. Эти образы обычно представляют собой эклектику и плагиат, то есть их черты надерганы из разных старых авторов. Претворять подобные идеалы в жизнь можно только силой, и даже если это претворение будет успешным, его результаты будут скорее вредоносными. Неудивительно, что от подавляющего большинства авторов, «работающих» в сфере адвокатской этики, попахивает махровым фарисейством. Порой даже возникает впечатление, что им самим противно то, о чем они пишут. Все это, безусловно, дискредитирует само понятие адвокатской этики. Дабы избежать устойчивых негативных ассоциаций, связанных с помпезно-лживыми и казенно-нафталиновыми «этическими» опусами, живой нравственный поиск вынужден искать себе иные формы выражения, приобретая несвойственные для себя названия «адвокатской техники», «идеологии адвокатуры» и тому подобное.

Настало время реабилитировать категорию адвокатской этики. Адвокатская этика — это не выдумки кабинетных ученых, не сборник цитат древних авторов, не поучения высшей расы варварам, а свободный нравственный выбор адвокатов, основанный на голосе их совести. Следует исходить из того, что у каждого адвоката есть совесть, но не каждый готов прислушаться к ее зову. Задача этики — донести до каждого адвоката голос его собственной (а не чьей-то посторонней) совести.

  § 2. Профессиональная этика и правила профессии

Вечная проблема российской адвокатуры — мельчание сословия. Арифметическая сумма человекоединиц, приписанных к адвокатуре, все меньше знает историю адвокатуры, обычаи, правила и традиции профессии.

Профессиональная этика адвоката и правила адвокатской профессии — понятия разные. Смешение этих понятий, употребление их как синонимов вредно для адвокатуры, поскольку низводит поведенческую модель адвокатского сословия к примитивному бихевиоризму.

Предметом этики является нравственность, относящаяся не к внешнему стимулированию посредством наград и наказаний, а к внутренним, духовным качествам человека, которыми он руководствуется по собственной воле, свободно. Эти духовные качества есть внутренний цензор поведения. Этические правила соблюдаются нравственным индивидом не в силу страха перед физическим наказанием или отлучением от каких-либо благ, а в силу внутреннего самоконтроля. Страх, конечно, присутствует и здесь, но это страх мук совести или, в крайнем случае, осуждения близких. Человеку, поступившемуся своей совестью, будет просто трудно, почти невозможно общаться с близкими ему людьми, разделяющими те же нравственные убеждения.

Подобная внутренняя кара в вопросах нравственности всегда первична, хотя она также может быть связана с материальными последствиями: скажем, близкие перестанут доверять безнравственному человеку, что может иметь и деловые последствия, как, например, отказ в предоставлении кредита и тому подобное. С человеком, нарушившим этические нормы, могут общаться, обсуждать любые вопросы общественной жизни, но ему перестанут давать деньги в долг. И такой человек будет вычеркнут из деловой жизни этой общности; ему надо будет жить в другом месте, чтобы восстановить свое деловое положение.

Указанное лишение благ, материальных или нематериальных, не есть обязательный результат отступления от нравственных предписаний или преступления их. Нарушив этические нормы, признаваемые одной группой людей, индивид может присоединиться к другой группе, которая признает совершенно другие этические нормы. Но даже внутри первоначальной группы за несоблюдение этических норм в худшем случае «журят», а не наказывают в правовом смысле.

Правила профессии адвокатов — это нормы профессионального поведения адвокатов при осуществлении адвокатской (правозащитной) деятельности, за нарушение которых адвокаты подвергаются дисциплинарному взысканию со стороны корпорации адвокатов.

Этика и правила профессии не одно и то же. Этическая норма становится нормой правил профессии только тогда, когда ее нарушение становится предметом оценки дисциплинарного органа адвокатуры и когда этот орган выносит взыскание нарушителю. С этого момента этическая норма стала нормой правил профессии. Если взыскание не вынесено, значит адвокатурой не введено нового правила профессии, за нарушение которого следует взыскание (наказание). Иными словами, нарушения этических норм не являются в обязательном порядке предметом рассмотрения дисциплинарного органа адвокатуры и не влекут мер взыскания. При обнаружении нарушения правил профессии дисциплинарный орган адвокатуры обязан начать рассмотрение такого деяния адвоката, возбудить дисциплинарное производство. При нарушении же этической нормы дисциплинарный орган может отклонить самое ходатайство о рассмотрении такого деяния адвоката, поскольку соответствующего правила профессии нет.

Это еще раз демонстрирует, что правила профессии российской адвокатуры должны содержаться не в едином кодифицированном документе, а в форме прецедентов, систематизированных по категориям, связанным с живой действительностью. Прецедент позволяет максимально быстро реагировать на изменяющиеся условия деятельности адвокатуры и фактически предавать забвению неприменяемые правила. Однако при новой необходимости эти правила могут быть использованы для оценки действий адвоката.

Адвокаты должны знать правила своей профессии. Они обязаны знакомиться с прецедентами дисциплинарной практики по адвокатским делам. Письменные прецеденты — это история адвокатуры, ее традиции, ее культура, и стиль, это форма контроля над адвокатурой со стороны гражданского общества, это открытость адвокатуры этому обществу. Именно на основе прецедентов отдельные этические нормы могут превращаться в дисциплинарные.

Например, в газете опубликовано поздравление с днем рождения в адрес руководителя одной из высших судебных инстанций со стороны некоего адвоката. В публикации указана принадлежность этого адвоката к определенной коллегии, а самое поздравление содержит, помимо естественных в таких случаях комплиментов юбиляру, также пожелания нужных всякому человеку нематериальных благ (здоровья и счастья) не только от имени лично поздравляющего, но и от имени всех его коллег. Такое поздравление содержит ряд профессиональных этических изъянов. Прежде всего, это ложное заявление, что адвокат поздравляет юбиляра от имени коллег-адвокатов, как будто они уполномочили его выступать в данном случае от имени всей своей корпорации. Даже если бы такое поручение было дано, то оно могло быть только письменным и только при наличии утвержденного текста поздравления, причем субъектом поздравления была бы названа вся корпорация, а не какой-то ее представитель. Кроме того, подобное поздравление есть прямой обман, поскольку у поздравляемого создается впечатление, будто его поздравили все адвокаты данной коллегии, хотя некоторые из них понятия не имели о дне рождения данного судьи и, возможно, не имели никакого желания его поздравлять. Поздравитель также ввел в заблуждение редакцию газеты и ее читателей. Такое поздравление является, к тому же, демонстрацией пренебрежения к коллегам-адвокатам, на которых сослался поздравитель. Наконец, фактически, это открытая самореклама, доводящая до неопределенного числа лиц ложные сведения о близком знакомстве данного адвоката с судебным чиновником. Все перечисленное представляет собой существенные обстоятельства для квалификации обозначенного поздравления как грубого и демонстративного нарушения профессиональных принципов поведения адвоката. Помещение в газете такого поздравления сродни вывешиванию в адвокатском кабинете фотографий адвоката с генеральным прокурором на пикнике. Подобная демонстрация своих знакомств есть попытка убедить потенциального доверителя в том, что адвокат может решить его проблему посредством личных неформальных отношений с влиятельным судьей.

Неэтичность подобного поведения очевидна, и если оно станет предметом рассмотрения дисциплинарного органа адвокатуры, последний может сформулировать соответствующую норму, создав прецедент и пополнив тем самым свод правил профессии.

Примечание. В присяжной адвокатуре аналогичная проблема рассматривалась, когда обсуждалось решение о посылке телеграммы с выражением соболезнования по поводу кончины известного французского адвоката и политического деятеля Леона Мишеля Гамбетты. Выражалось сомнение, что политическая сторона общественной деятельности Гамбетты может вызывать неверное истолкование соболезнования со стороны адвокатов. В результате телеграмма так и не была послана (78).
Бытует мнение, что классические взгляды присяжной адвокатуры на адвокатскую этику представляют только академический интерес, но неприменимы для современности. Помимо неприличной самонадеянности и беспочвенной веры в исключительность нашего времени, это суждение еще и просто неверно. Канон адвокатуры, ее смысл и назначение непреходящи, они вечны и будут существовать, пока существует само общество. Изменяться могут лишь отдельные правила профессионального поведения, имеющие сугубо ограниченное назначение, но не сами канонические принципы. Присяжная российская адвокатура практически выработала все основополагающие правила адвокатской профессии. Задача любой современной адвокатуры, если она желает быть таковой, возвести эти правила в ранг действительной, живой традиции.

Прибавление. К вопросам профессиональной этики, а не правил профессии относится употребление вульгаризмов, жаргонизмов или иных слов из посторонних для адвокатуры субкультур. Для адвокатов недопустимо даже в узком профессиональном кругу употреблять такие слова, как «выиграл» или «проиграл» в отношении судебного процесса. Играют в спортивные или азартные игры, а не судьбами, горем, несчастьем, проблемами людей. В игре все в основном зависит от игрока, игрок рассчитывает свои силы, принимает решения, делает ставки, получает результат. Разве адвокат принимает решение по судьбе человека? Если адвокат игрок, то кто же его доверители? Живые фишки на жизненном поле развлечений адвоката? Адвокат не игрок, адвокат — правозащитник.
Подобная игра словами наносит удар по престижу адвокатуры, а также создает иллюзию, будто результат судебного решения всецело во власти произвола лично адвоката, а судьи, прокуроры, следователи, вся карательная мощь чиновничьего аппарата лишь марионетки в его руках. Это позволяет правоохранителям указывать народу, что за все несправедливости судебной системы вину должны нести адвокаты.

  § 3. К вопросу о кодексе адвокатской этики

В видах утверждения канонов правозащиты, единения адвокатского сословия, цельности адвокатуры, ее общественной значимости и эффективной деятельности необходимо решительное размежевание со всякого рода еретическими заблуждениями касательно попыток составления, принятия, утверждения адвокатской корпорацией всевозможных кодексов адвокатской этики. Это порочное и вредное для адвокатуры и общества начинание, в то время как подобные кодексы могут быть использованы чиновниками, чтобы, опираясь на этическую казуистику, шантажировать того или иного адвоката.

Правила профессионального поведения адвокатов должны создаваться не в виде кодексов, а в порядке прецедентов. Законченный и статичный кодекс способен лишь омертвить нравственный поиск сословия, закрепить отрыв сословия от проблем общества и стать орудием репрессий против адвокатов в руках чиновников. Ни один кодекс не в состоянии предложить формулу возможного или недопустимого поведения, пригодную для всех случаев изменчивой жизни. Но постоянные попытки выведения таких формул необходимы.

Перечень недопустимых моментов профессионального поведения адвоката должен быть открытым. Это, в то же время, не означает, что состав дисциплинарных проступков адвокатов может формулироваться кем-либо произвольно. В противном случае, адвокатская дисциплинарная практика может приобрести тенденции, характерные для правоохранительной системы, когда любое непривычное, нестандартное деяние автоматически принимается за проступок. Следует в корне пресечь возможный произвол дисциплинарного органа адвокатуры. Цеховые судьи адвокатов должны быть ограничены рамками адвокатской этики и обычаев профессии. Функции высшей инстанции сословного суда может выполнять лишь высший орган адвокатской корпорации, свободно избранный адвокатами из числа наиболее мудрых и опытных своих товарищей. Кроме того, правила профессии и ее методические стандарты должны основываться на глубоких научных изысканиях, зафиксированных в авторитетных сводах. Такие своды также могут играть роль источника дисциплинарного права, но не в качестве нормативных актов, а в качестве общих принципов, глобальных ориентиров правотворчества и правоприменения. Примером подобных сводов следует считать систематизацию правил профессии адвокатом Александром Николаевичем Марковым в начале двадцатого века или мэтром Франсуа Этьеном Молло в девятнадцатом веке. Собственно, прецедентами, собранными в этих трудах, можно руководствоваться и в современной дисциплинарной практике; они практически имеют вечную ценность. Иной раз и прецедент трехсотлетней давности может обладать неожиданной свежестью и острой актуальностью в наши дни.

Недопустимо вводить в качестве основания для привлечения адвоката к дисциплинарной ответственности и тем более исключения из адвокатской корпорации такую аморфную формулу, как «совершение поступка, позорящего честь и достоинство адвоката или умаляющего авторитет адвокатуры». Фактически любое деяние (действие или бездействие) можно подвести под указанную формулировку. Подобные «нормы» могут играть лишь роль повода для произвола в отношении адвокатов со стороны чиновников; их наличие может породить доносительство в адвокатской среде. Доминирующей мотивацией адвоката станет не осуществление правозащитной функции, а страх вдруг лишиться профессионального статуса. Таким образом, адвокат будет объективно вынуждаем вступать в сговор с правоохранительными органами, а собственно правозащита останется уделом двух-трех «непотопляемых» адвокатов из столичного бомонда.

Римляне справедливо полагали, что страх наказания помешает полководцам действовать энергично и решительно. К примеру, «когда Папирий Курсор хотел казнить Фабия за то, что он против его приказания вступил в бой с самнитами, отец Фабия в числе других доводов против намерения диктатора приводил то, что римский народ ни за одно поражение не наказывал своих полководцев так, как Папирий хочет наказать за победу» (79).

Этически недопустимо также устанавливать санкции по соглашению об оказании правовой помощи, то есть предусматривать условия, когда адвокат может взыскать штраф с доверителя в наказание за нарушение тех или иных норм соглашения. Использование подобных условий в отношениях с доверителями может рассматриваться и как нарушение правил профессии. Помимо дисциплинарных мер в отношении таких адвокатов, данные условия во всех случаях следует признавать ничтожными. С другой стороны и доверитель не вправе как-либо наказывать адвоката. Наказание адвоката — это целиком прерогатива соответствующих органов самой адвокатуры, ее дисциплинарных судов, за исключением тех случаев, когда адвокат подлежит гражданско-правовой или уголовной ответственности в общем порядке. Введение в соглашение об оказании юридической помощи каких бы то ни было условий о взаимных санкциях противоречит такому принципу адвокатской профессии, как доверие между адвокатом и его доверителем и провоцирует атмосферу противостояния. При таких обстоятельствах адвокат не сможет сосредоточиться на защите интересов доверителя, ему нужны будут силы для борьбы с самим доверителем, доверитель же будет непременно сомневаться в профессиональной добросовестности адвоката. В итоге же будет страдать правозащита.

Вынося суждение о поведении своего коллеги, адвокаты не могут безоговорочно и некритично руководствоваться никакими решениями иных органов, даже судебных. Если адвокат обвинен в совершении преступления и даже если ему вынесен обвинительный приговор, это еще не означает, что он нарушил какое-то правило профессии. Судебное решение в этом случае может быть лишь одним из доказательств адвокатского проступка. Оценивая это доказательство, дисциплинарные органы должны учитывать, что адвокат также мог стать жертвой неправосудного решения. Назначение адвокату уголовного наказания само по себе не влечет исключение из адвокатского сословия, ибо адвокаты могут оценить поведение своего коллеги иначе. У адвокатов свой суд, и этот суд может учитывать решения других судов, но собственное решение он должен принимать вполне самостоятельно. Это решение, однако, может быть обжаловано как в государственные суды, так и в высший выборно-представительный орган адвокатского сообщества.

Примечание 1. Все, что касается кодексов этики и чести адвоката, приложимо и к аналогичным кодексам судей.
Разумеется, судейский корпус при отправлении правосудия должен руководствоваться стандартами профессиональной этики. Но эти стандарты не должны иметь прямое действие при оценке поступка судьи дисциплинарной (квалификационной) комиссией судей. Иначе любое деяние судьи не только при отправлении правосудия, но и в быту может быть расценено как нарушение этических стандартов со всеми неблагоприятными для судьи последствиями. Судья, таким образом, становится заложником произвольного толкования «этики» или «чести».
Судьи должны подчиняться правилам профессии, которые формулируются по принципу создания прецедентов. Правила судейской профессии должны включать, например, явные нарушения процессуального закона, но не нарушения, например, правил рыбной ловли. Прецеденты должны подлежать обязательному опубликованию, посредством которого может осуществляться, в частности, общественный контроль над судебной властью. У судов не должно быть так называемой пресс-службы. Пресс-служба суда — это сами судебные решения. Их не надо объяснять и доводить до народа в чьем-то изложении. Всякое изложение — это с необходимостью искажение, пусть и непреднамеренное, хотя чаще злонамеренность имеет место. Народ не нуждается в посредниках между собой и своими судами, он сам в состоянии оценить, что справедливо, а что нет. Сокрытие судебных решений от тех, кого они так или иначе касаются (а они касаются всех, ибо каждый может стать их объектом) следует считать тяжким преступлением. Должны публиковаться все решения судов, а не изложения отдельных решений. Опубликование отдельных решений есть искажение смысла судебной власти, есть искажение справедливости. Ведь порой процессуальные акты судьи бывают беспрецедентны по своему цинизму и являются вызовом существующему правопорядку. Как раз те судейские нарушения, которые касаются не аморфной этики, а именно правил профессии, подрывают у общества уверенность в справедливости, беспристрастности и независимости суда, умаляют авторитет судебной власти, причиняют ущерб престижу профессии судьи в угоду чьих-то частных интересов. Судья, нарушающий правила профессии, не дорожит личным достоинством, не заботится о своей чести, явно совершает действия, причиняющие ущерб репутации судьи и ставящие под сомнение его объективность и независимость при осуществлении правосудия. Ибо не нарушение профессиональной этики вообще предполагает нарушение правил профессии, а нарушение принятых (сформулированных) правил профессии обусловливает нарушение этики. Нарушение правил осуществления профессиональной деятельности судьи предполагает нарушение принципа беспристрастности суда, допускает реальную возможность влияния на профессиональную деятельность суда со стороны заинтересованных лиц, ставит суд в зависимость от них.
Нарушение правил профессии — это не то же самое, что нарушение процессуальных норм. Хотя может быть так, что некоторое деяние содержит в себе одновременно посягательство и на процессуальный порядок, и на профессиональный стандарт. И если процессуальные нарушения следует рассматривать в общем порядке, то проступки в отношении профессиональных норм подлежат рассмотрению дисциплинарным (квалификационным) органом судейской корпорации, независимо от процессуального обжалования соответствующего судебного акта в вышестоящую судебную инстанцию.

Примечание 2. О ереси в правозащите. Став адвокатом, то есть внешне обратившись в правозащиту, бывший служащий властных иерархических структур сохраняет стандарты порочного профессионального поведения, воспитанные у него в этих структурах. Такое внешнее обращение допускает следование все тем же порочным стандартам иерархической службы и выражается в форме стряпчества. Доведенное до логического предела, стряпчество обнаруживает свою идею, которая, однако, не мыслит себя именно как идея стряпчества, но благодаря своей сущности стремится выдать себя за иную идею, а именно — за идею адвокатуры. Такая псевдоидея, претендующая на то, чтобы быть истинной идеей адвокатуры, и есть ересь в правозащите, подлог канонической теории. Задача дисциплинарных органов адвокатского сообщества — искоренять ересь. Собственно, для этого и должен существовать профессиональный адвокатский суд. По форме и сути все дисциплинарные разбирательства проступков адвокатов в адвокатских корпорациях имеют инквизиционный характер.

Прибавление. Присяга адвоката представляет собой искусственный институт, выполняющий чисто декоративную, надуманную роль, впрочем, так же как присяга судьи и прокурора. Каждый из этих юристов действует в рамках процессуальных норм и обязан соблюдать правила профессии. Присяга есть обещание, что присягающий будет соблюдать профессиональную этику. Но этот акт не имеет никакого правового, в том числе дисциплинарного, значения. Присяга для судей, адвокатов, прокуроров и других — это избыточный, театральный, совершенно бесполезный атрибут вступления в профессию. Поскольку же всякий бесполезный институт может быть использован во вред адвокатуре ее многочисленными недругами, он должен быть упразднен.
Совершенно иное дело — присяга врача. Во-первых, это историческая традиция, а во-вторых, и это главное, врач при оказании медицинской помощи далеко не всегда действует в правовом поле, но чаще в сфере, где все решают только его знания, опыт, интуиция. Многое зависит от самого настроя врача, а присяга в данном случае играет роль одного из факторов такого настроя.

  § 4. О стандартах профессионального поведения

Правила профессии предназначены для поддержания поведенческого стандарта, способного обеспечить наилучшее выполнение профессиональным цехом в целом и каждым его членом в отдельности возлагаемых на них задач.

Неприменение правил упрощает такой стандарт, низводит его идеал до абстрактной формальности, а реальность — до слабости и безвольности. Предел деградации реального стандарта — трусость, делающая адвоката практически недееспособным.

Адвокатура должна проводить селекцию членов корпорации. Если этого не делать и игнорировать поведенческие реакции членов профессионального цеха (активность, смелость, решительность, трусость, безынициативность и тому подобное), это может привести к тому, что цех будет засорен особями с аномальными профессиональными поведенческими реакциями.

Измерение профессиональных поведенческих реакций может проводиться по двум основаниям. С одной стороны, профессиональное поведение должно быть результативным, оно должно реализовывать определенные права и обязанности, зафиксированные в нормативных актах (формальный признак). С другой стороны, адвокатское поведение должно соответствовать ожиданиям общества (сущностный признак). Профессиональный общественный долг не отделим от нравственных профессиональных императивов, которые в поведенческом смысле выражаются в правилах профессии дисциплинарного характера.

В целом профессиональные поведенческие реакции можно определить как исполнение обязанностей и пользование правами в соответствии с возложенными на адвокатуру задачами, признанными корпоративными дисциплинарными правилами и составляющими содержание общественного долга. Аномальные профессиональные поведенческие реакции, таким образом, — это совершение деяний в нарушение указанных правил и общественного долга.

Данное понятие можно использовать как критерий для отбора кандидатов при вступлении в адвокатуру. Ведь индивид мог проявлять те качества, которые считаются для адвоката аномальными поведенческими реакциями, работая в других сферах. Универсальным индикатором поведенческих реакций можно считать, например, государственную службу. Если человек, находясь на такой службе, проявил свою безнравственность и недееспособность, он едва ли может быть полезен в каком-то другом месте. Проявление аномальных профессиональных реакций, например, у следователя — это получение показаний обвиняемого под воздействием пытки или угрозы применения пытки, у судьи — фальсификация протокола судебного заседания и тому подобное. У адвоката все эти реакции могут проявляться, например, в принуждении подзащитного к самооговору. Оговор подзащитным самого себя, то есть признание себя виновным в инкриминируемом ему преступлении, не является для защитника допустимой правовой позицией.

Превращение адвокатской корпорации в клуб ветеранов иерархических политических систем неизбежно ведет к деградации цеха, как и любого подобного института. Напротив, было бы совсем неплохо, если бы государственный аппарат состоял из ветеранов адвокатуры, поскольку выявление и отбор носителей необходимых поведенческих реакций в адвокатуре является менее болезненным для общества, чем если эта операция проводится на государственной службе, малейшее деяние которой сказывается на судьбах тысяч людей.

Пополнение цеха по какому-то одному принципу также ведет к вырождению профессии, особенно, если этот принцип характерен для целого класса профессий, скажем, не только для адвокатов, но для юристов в целом. Принципы такого рода вообще второстепенны. Например, формальное знание права должно быть присуще всем юристам. Экзамен на такое знание выявляет не адвоката, а юриста вообще, поэтому сдавший экзамен может быть пригоден для того, чтобы быть, скажем, нотариусом, но непригоден, чтобы быть следователем. Это же касается таких черт, как умение связно выражать свои мысли, производить благоприятное впечатление на собеседника и тому подобное.

Отбор по признакам профессионального поведения — это отбор по нравственно-психологической доминанте личности. В противном случае сословие становится все более декоративным, а его активная, работающая часть неумолимо сужается. Чтобы сословие оставалось энергичным, деятельным, сплоченным и боевитым, нужна жесточайшая селекция в течение нескольких поколений. Декоративная адвокатура не нужна никому, кроме пассивного элемента иерархических полномочных систем.

Пассивность, как и любой наследственный фактор, носит доминирующий характер. Наиболее удобно она себя чувствует в иерархических системах, особенно на промежуточных ее ступенях. Это доминанта поведения тех, кто застрял как раз на этих ступенях. Это «болото» воспроизводит само себя. Пассивность рождает пассивность и распространяется, являясь мощным и заразительным мотиватором агрессивной бездеятельности, всепоглощающего хаоса. Для противостояния этому росту энтропии необходимо настоящее чистилище. Инертная масса всегда стремится уничтожить деятельные элементы, выдавить их на периферию или спровоцировать их на борьбу друг против друга. Однако пассивность является рецессивным признаком при первичной доминанте активных элементов.

Инертная масса стремится продемонстрировать псевдоактивность, видимость деятельности, что также особенно часто проявляется в средних звеньях иерархических систем. Спортивные судьи наказывают, если спортсмены демонстрируют видимость активности. Но спорт — это один из наиболее честных секторов общественной жизни. Можно даже сказать, что спорт являет собой результат социального эксперимента, в котором люди попытались реализовать максимально доступную им честность. Однако и туда проникают свойственные падшей человеческой природе флюиды энтропии, а следовательно — лжи, трусости и бесчестия.

Пассивному поведению в значительной степени способствует социальная среда, внешние условия. Важнейшую роль играет воспитание. Следовательно, социальное происхождение также следует расценивать как существенный фактор, предопределяющий, какой тип — активный или пассивный — будет доминировать.

Активная профессиональная поведенческая реакция — необходимая психологическая доминанта, обеспечивающая реализацию стержневого поведенческого стандарта правозащитного института.

Прибавление. Мельчание адвокатского сословия происходит от того, что весьма значительная часть адвокатов, которая не обременяет себя ни знанием, ни соблюдением корпоративных правил, обычаев и традиций, все больше и больше отдаляется от собственно адвокатуры, приближаясь к стряпчеству. Как гражданский институт адвокатура есть часть общества, и в силу этого не может не разделять всех его недугов. Российское общество, однако, не раз переживало времена более тяжелые, но всегда находило в себе силы побороть собственные недуги и выйти еще более крепким, чем до очередного, казалось бы, необратимого падения. «Из всех своих катастроф Россия всегда выходила сильнее, чем она была до катастрофы» (80). Рано или поздно, с таким же историческим результатом закончатся и нынешние тяжелые времена.
В таких условиях у нашей адвокатуры есть два пути. Первый — путь следования за обществом; оздоровится все общество, Бог даст, дойдет очередь и до адвокатуры. Это путь пассивности. В этом случае адвокатура обречена на неопределенно длительное прозябание, поскольку общественные процессы в стране идут медленно, и индивиды или общественные группы добиваются успеха и признания только в том случае, если находятся на самом острие общественной деятельности. Адвокатура как a priori социально активная часть общества, не может позволить себе плестись в хвосте общества, перекладывая на его плечи свое тягло. Поэтому для адвокатуры возможен только второй путь: не ожидая общего оздоровления, оздоровить саму себя.
В адвокатуру идут все: бюрократы от так называемой юстиции, правоохранники всех мастей. Они идут со своим непониманием того, что есть правозащита и чем она отличается от правоохраны и других видов правоотправлений. У этих людей уже давно выработались и закрепились устойчивые навыки и ухватки, с канонами правозащиты никак не согласующиеся. Да и самоё адвокатуру они воспринимают как своего рода пенсионный покой от трудов «правоохранных».
Помимо адвокатов, хождение по делам производят и стряпчие, однако стряпчество не имеет отношения к правозаступничеству, которое востребовано гражданским обществом и государством. Слишком разнятся цели, задачи и принципы деятельности адвокатов и стряпчих.
Влекомый личным интересом, стряпчий вступает в услужение к своему доверителю, подчиняет свою волю его воле. Он не защищает права своего доверителя, но обслуживает только его хотения, он становится слепым орудием, и часто становится поборником несправедливости, врагом права, тем более опасным, что действует именем другого и потому отклоняет от себя всякую нравственную и законную ответственность за свои действия. Это деятельность, описываемая формулой: «наняться-услужить-выиграть». Ее методы — запутать, организовать преподношение. Стряпческие приемы служат образцом того, на каких основаниях не должна быть организована адвокатура.
Прежде всего, надлежит определить, что есть общественная задача адвокатуры: есть ли это вообще задача «общественная», то есть отвечающая нуждам и чаяниям большей части населения страны, или это только и исключительно «хождение по делам» (и тогда адвокат ничем не отличается от стряпчего, правонадзирателя «на покое» и так далее)? Подлинная адвокатура неизменно видит свою задачу в максимально широкой ее постановке — как служение правде, правосудию, как отстаивание прав личности, развитие правосознания граждан, улучшение законодательства страны, укрепление «общества, семейства и доброй нравственности» (81). Потому и построение адвокатуры производится на нормах иных, инверсивных по отношению к «правилам» стряпчества.
Адвокат обязан соблюдать требования закона и уважать самый закон, защита которого есть его долг. В этом смысле адвокат свободен даже от своего доверителя, который должен знать, что может требовать от адвоката защиты только в пределах закона. Цель адвоката есть защита права своего доверителя, его юридического интереса, а не какого-либо другого; всякое отклонение от этой цели для адвоката есть правоотступничество. Вопрос, можно ли жить по закону, для адвоката не может быть даже поставлен.
Адвокат призван защищать право, и единственным его орудием также является право. Однако жизнь самого адвокатского сословия строится на категориях более строгих, чем буква формального закона. Для подлинной организации и самоорганизации адвокатуры необходим внутренний нравственный закон (подобный тому, о котором говорил Кант). Помимо писанных норм, адвокатура зиждется на неписаных, основанных на внутреннем чувстве нормах поведения, своего рода ритуале правозащиты.