ТЕОРИЯ АДВОКАТУРЫ

Приложение к журналу “Вопросы адвокатуры”

ВВЕДЕНИЕ. УЧЕНИЕ О МЕТОДЕ

1. Об отсутствии права на собственное мнение

Подавляющее большинство людей не имеют права на собственное мнение по очень многим вопросам, в частности — по мировоззренческим. Прежде чем иметь свое мнение в какой-то сфере, ее надо как следует изучить. Обыватель же привык иметь собственное мнение обо всем, не утруждая себя сложными поисками, изучением наук и духовным ростом.

Многого не зная и посвящая свою жизнь совсем другим вопросам (например, просто другим профессиям), люди, считающие необходимым во что бы то ни стало заполучить собственную, авторскую «всеобщую теорию всего», делают при этом столько глупостей и формируют в качестве своего мировоззрения таких монстров, что это становится просто опасным для общества, не говоря уж о культуре.

Современное общество полагает для себя обязательным признание полной свободы мнений — на словах. Но на деле все равно вынуждено защищаться от этой свободы. Например, некто решил пилотировать вертолет. Ему говорят, что сначала этому надо научиться, пройти экзамены и так далее. Но ведь у него уже есть свое мнение на этот счет, он сам знает, как надо пилотировать вертолеты — никто не смеет его поучать. Общество, учитывая свои либеральные декларации, вроде бы должно позволить эту свободу, но, тем не менее, оно запрещает пилотировать вертолеты по собственному мнению. То же происходит и в судах, где высказываются самые разные люди, но далеко не всякое высказанное мнение принимается всерьез. И так общество поступает в подавляющем большинстве практических важных сфер человеческой активности. Даже влиятельная англосаксонская модель демократии содержит в своей основе некое унифицированное «общественное мнение», которое носит чуть ли не принудительный характер. Это тоже способ подавления и нейтрализации личных мнений, органичный именно для данной культуры. Попробуйте-ка выступить против этого всеобщего мнения, выраженного каким-нибудь протестантским проповедником, политиком или судьей (в последнем случае общее мнение прямо превращается в принудительный закон), и вы можете моментально оказаться вне общества.

Правда, в некоторых сферах вред собственного мнения не столь очевиден. Как ни странно, речь идет как раз о вопросах мировоззрения и социально-политического устройства. В результате обществом овладевает иллюзия, что «и кухарка может управлять государством», хотя высказавший эту мысль политический стратег имел в виду лишь то, что «кухарка» должна учиться управлять государством. Важнейшие институты общества и государства оказываются в руках дилетантов, которые не привыкли прислушиваться к людям, посвящающим свою жизнь изучению соответствующих вопросов. Один древний китайский философ в эпоху Чжань-го, увещевая правителя, говорил ему, что он (правитель) заботится о государстве меньше, чем о своей шляпе, ибо шляпу заказывает профессионалу (портному), а государством управляет, игнорируя профессионалов (философов) и советуясь только со своими наложницами и евнухами.

Опасность этого в следующем. Если признать неограниченное право каждого на собственное мнение, независимо от его опыта и образования, получится, что пациент не хуже, чем врач, знает, как ему надо лечиться, что доверитель или подзащитный знает, как защищать свои права не хуже, чем его адвокат, что стажер знает, как исполнять профессиональные обязанности не хуже, чем его наставник; и что суд Линча, суд толпы может разобраться в делах справедливости не хуже, чем суд с участием профессиональных юристов. Таким образом, вся выработанная веками трудной борьбы и мучительных поисков общественная система рушится, и уже непонятно, почему дело не должно дойти до тех же вертолетов. Кто и по каким критериям решает за нас, кто будет пилотировать вертолет, на котором мы собираемся барражировать? Почему бы нам на каждый полет не избирать вертолетчика большинством голосов? Все религиозные (и шире — вообще мировоззренческие) инициативы, не санкционированные традицией, мудрецами, пророками, мыслителями, то есть самочинные, как правило, приводили либо к социальным потрясениям (бунтам, междоусобным войнам), либо к образованию сект в самом худшем смысле этого слова, то есть групп, ничего не дающих культуре, но жестко эксплуатирующих своих членов и опасных для окружающих.

К счастью, инстинкт социального самосохранения пока еще удерживает нас на краю пропасти. И хотя любой может иметь и высказать свое особенное мнение обо всем, например, о медицине или о праве, здравомыслящие люди к этим мнениям не прислушиваются, но стараются руководствоваться мнениями тех, кто действительно познал сущность предмета. В том же суде, в его идеальном смысле, к сведению принимаются правовые аргументы лишь профессионально исследующих право лиц (хотя здравомыслящих людей становится все меньше, особенно в сфере юриспруденции).

Аналогичным образом дело должно обстоять и с культурой в целом. Существует круг образованных людей, постоянно упражняющих свои навыки культуросозидания. Большинство из них прошло через академическую систему, включая творческие и религиозные вузы; единицы — из самоучек. В этом кругу могут иметь место сильнейшие разногласия по всем вопросам. Но те, кто не входит в этот круг, будь то политики или простые обыватели, не имеют права на собственное мнение о культуре. То есть высказываться-то они могут, никто им этого не запрещает, но всерьез принимать их слова и делать из них какие бы то ни было практические выводы ни в коем случае нельзя. Это может привести к катастрофе — сначала культуры, а потом и благосостояния самих обывателей. Хорошо бы, чтоб это понимали и сами обыватели, чтоб у них и мысли не возникало, что они «тоже кое-что понимают» (восклицание пьяного провинциального учителя гимназии, мочившегося на книгу «О понимании» своего коллеги Василия Васильевича Розанова). Пусть профессионалы-сапожники (программисты, прокуроры, военные и так далее) тачают сапоги, не заботясь о мировоззрении, а принимая в этой сфере то, что тачают профессионалы по мировоззрениям и теориям — мудрецы, философы, богословы, религиозные деятели — называйте их как угодно. Таким образом, мы возвращаемся к идеям Платона, изложенным в диалоге «Государство».

Отсутствие морального запрета на собственное мнение не связано с какими-то силовыми запретами. Не иметь собственного мнения — это не значит принять обет молчания. Это лишь значит — не будучи достаточным специалистом в какой-то теме, относиться к своим высказываниям на эту тему не более как к ученическим упражнениям, из которых нельзя делать никаких выводов. То есть вопрос не в том, кто что говорит, а в том, кто что делает на основе сказанного и как к этому сказанному и сделанному относиться. Внутреннее отношение вообще невозможно регулировать внешним принуждением, но только воспитанием. А вот действия — они сами находят свои негативные последствия. И мы все их пожинаем. Следует опасаться сапожников, кухарок, военных, чиновников, серьезно относящихся к своему личному мнению об устройстве общества и прочих подобных вещах.

В наши дни мыслящие деятели культуры первыми осознали губительность частного мнения для постижения истины, о чем свидетельствует хотя бы манифест скандинавских деятелей киноискусства «Догма-95»: «Клянусь в дальнейшем воздерживаться в качестве режиссера от проявлений собственного вкуса. Я более не художник, я клянусь воздерживаться от творчества, так как для меня мгновение важнее, чем целое. Моя высшая цель — выжать всю правду из моих героев и ситуаций». Авторы настоящей книги также отказываются от своего собственного мнения в пользу единой истины. В частных мнениях осуществляется самоуничтожение истины, отказ же от них способствует ее обретению.

Теория адвокатуры — это мыслящая себя идея адвокатуры. Теория ничего не придумывает, она лишь воспроизводит всегда одну и ту же логику основной идеи. Любые отклонения, любые изобретения «нового пути», любые «синтезы» ведут к разрушению идеи, к отходу от истины. Вот почему, кстати, в этой работе почти нет места для критики частных мнений. Дело не столько в том, что подлинное теоретизирование должно быть сосредоточено на созидании (главным образом — на системосозидании), сколько в том, что критика тех или иных «точек зрения» вообще не есть путь поиска истины. Истина одна, а всевозможные «точки зрения» либо вообще недопустимы в силу того, что они противоречат истине, то есть являются еретическими, либо являются лишь частными случаями единой истины и, таким образом верны, но верны лишь для строго определенных обстоятельств, соответствующих той или иной «точке зрения». В связи с этим авторы уклонились от обильного цитирования и разбора неопределенного количества суждений, сосредоточившись на главной своей задаче — изложить устоявшуюся концепцию, которая проходит красной нитью через все сколько-нибудь здравые суждения об адвокатуре. Наша цель — исследовать реальный, объективно существующий предмет, а не мысли отдельных людей о различиях между разного рода скользкими определениями. В силу чего настоящую Теорию можно обозначить как каноническую школу адвокатуры.

Авторы вполне отдают себе отчет, что найдется немало критиков, которые станут выхватывать из контекста отдельные идеи, искажать основную мысль, цепляться к отдельным словам и предложениям, выискивать мнимые противоречия и так далее и тому подобное. Все это по сути не отличается от того, что сделал с книгой философа Розанова пьяный гимназический учитель. Следует, однако, подчеркнуть, что изложенную в этой книге теорию адвокатуры, как вообще всякую настоящую теорию, допустимо рассматривать только в идейном единстве и систематической связи всех ее положений. Перефразируя Гегеля, подлинную теорию чего бы то ни было, особенно такого животрепещущего предмета, как адвокатура, нельзя изложить ни сжато, ни популярно, ни по-французски.

В последние десять лет было издано около двух десятков монографий по вопросам адвокатуры. Ни одна из них не посвящена вопросам самоопределения адвокатуры, ее места в социальной системе, смыслу адвокатуры. Большая часть этих книг посвящена так называемой адвокатской деятельности, то есть тому, что должен делать адвокат, когда его приглашают к оказанию юридической помощи. Эти книги описывают способы и приемы оказания данной помощи по гражданским либо уголовным делам, то есть отражают сугубо технические вопросы. Нельзя возражать против их необходимости — действительно, каждый адвокат должен знать формы и способы отправления своих профессиональных функций. Впрочем, обладать необходимыми знаниями и навыками обязано лицо любой профессиональной отрасли. Однако собственно адвокатская техника, профессиональная адвокатская деятельность в узком смысле, не входит в предмет теории адвокатуры. Например, все пишущие на адвокатские темы указывают на роль ораторского искусства для адвоката, особенно касательно защитительной речи, отмечают различные приемы речи. Хотя очевидно, что вообще любая речь, а не только речь адвоката, должна быть понятна, логична, выразительна, образна, лаконична и так далее.

Несколько монографий посвящены одному вопросу теории адвокатуры — адвокатской этике. Вероятно, адвокатская этика — традиционный предмет исследования, потому что другие темы считались закрытыми для обсуждения в силу позиции властей и психологии адвокатуры недавнего времени. Безусловно, этика адвоката, являющаяся основой выработки правил адвокатской профессии, — один из ключевых вопросов теории адвокатуры. Однако исследователи адвокатской этики рассматривали вопросы этики и правил профессии как синонимы, что по сути неверно.

Другие вопросы теории адвокатуры массовую современную российскую адвокатуру, в отличие от адвокатов конца девятнадцатого — начала двадцатого веков, не интересовали. Между тем, целостная теория, осмысляющая адвокатуру во всех ее аспектах и проявлениях, жизненно необходима как самим адвокатам, так и всему обществу. Без своей теории адвокатура не имеет вектора развития, она движется как бы вслепую — неведомо куда и зачем.

Теория адвокатуры сама является методом, причем не только для себя, но и для своего предмета, то есть для самой адвокатуры. Теория адвокатуры, таким образом, является универсальным методом в собственной сфере, она не нуждается ни в какой внешней методологии, но, напротив, отторгает ее. Не обладая теорией самой себя, адвокатура обречена на слепоту и блуждание безо всяких ориентиров. Не зная себя, невозможно определить свое место в обществе, невозможно выявить естественные, присущие предметы и нормы и, соответственно, отклонения от них — возможно только беспочвенно фантазировать и, что бывает чаще, отождествлять адвокатуру с чем-то посторонним, навязывая ее живому организму какие-то чуждые правила.