ТЕОРИЯ АДВОКАТУРЫ
Приложение к журналу “Вопросы адвокатуры”
Часть пятая
АДВОКАТУРА И ОБЩЕСТВО
Глава шестая. АДВОКАТУРА И ПРЕСТУПНАЯ СРЕДА
То обстоятельство, что адвокаты ведут защиту по уголовным делам, порой становится поводом для дичайших ассоциаций адвоката и преступника. Адвокат защищает не преступление, совершенное или не совершенное подсудимым, адвокат защищает права человека, оказавшегося на скамье подсудимых, чтобы к нему были применены исключительно признаваемые обществом и принятые государством стандарты оценки этого человека; чтобы исключить со стороны суда и вообще государственной машины принуждения одностороннего, предвзятого отношения к подсудимому. Чтобы каждый мог рассчитывать на единые формы и способы рассмотрения его дела, рассчитывать на определенный минимально необходимый уровень благорасположения судей ко всем участникам процесса.
Известна условная формула, что лучше виновный уйдет от наказания, чем пострадает невинный. Хотя не вызывает сомнения, что недопустимо под прикрытием ошибиться в наказании невиновного не преследовать виновного. Таким образом, какого бы преступника ни защищал в данном конкретном случае адвокат, он всегда защищает право как таковое.
Помогать всеми силами даже тому человеку, который заведомо не прав, не есть право адвоката, — это его долг. Не выполняя этот долг, правозащитник перестает быть самим собой и занимает другое место в системе правовой причинности, становится иным моментом права как духа. Адвокат не может стыдиться упреков в том, что он готов убеждать представителей власти в чем угодно, если ему за это заплачено; он должен выполнять эту роль с достоинством и честью, быть преисполнен чувством самоуважения за причастность к этому искусству и за принятие такой власти. Врач не отказывается лечить пациента, даже если ему известно, что пациент заслужил нечто большее, чем болезнь: военные врачи лечат раненых врагов, тюремные врачи лечат приговоренных к смерти. Адвокат должен быть готов защищать дьявола на Страшном суде.
Между тем преступная среда оказывает на адвоката не меньшее давление, чем чиновники. Только чиновники хотят, чтобы адвокат не мешал им нарушать закон, тогда как преступная среда требует, чтобы адвокат помогал им нарушать закон. Постоянно наблюдается сращивание преступного мира с государственным аппаратом, и этот гибрид пытается уже само право сделать орудием своей преступной деятельности. Для репрессий в отношении адвокатуры и в отношении гражданского общества в целом, чиновно-уголовный гибрид пользуется так называемым полицейским правом.
Полицейское право уже не есть право в собственном смысле, но прикрывающийся подобием права произвол. Поскольку власть, которая не преследует никаких иных целей, кроме самой власти, не имеет серьезных оснований устанавливать какой-либо порядок для общества, она устанавливает порядок против общества и для себя: полицейское право охраняет собственные интересы власти и считает преступлением любые выступления против нее, причем только их.
Правозащита в условиях полицейского права, по сути, уже не может выступать как правовой институт, но становится политическим движением. Политическое начало, которое всегда присутствует в правозащите, в данных условиях приобретает абсолютное господство.
Полицейско-чиновничий аппарат — это кровеносная система государства. Как человек не может жить без кровеносной системы и здоровой крови, а при нездоровой крови болеет, так и государство болеет при нездоровой полиции, и при этом страдают все органы государства и плоть государства — народ.
В условиях произвола, который сочетает в себе тоталитаризм и анархию, любая группа людей выступает как преступная шайка, причем не только потому, что для властей в этом случае все являются преступниками, а произвольное право так устроено, что его невозможно соблюдать, но и потому, что дух произвола неизбежно распространяется в обществе, ему подчиненном. Поэтому здесь, говоря о правоохране и правозащите, надо говорить о бандах блюстителей порядка и бандах адвокатов.
В царстве не-права преступная среда, по сути, становится тотальной. Общество в целом являет собой преступную среду и, таким образом, оказывается потенциальным подзащитным адвоката. Общество смотрит на адвоката как на человека, который в любой момент может ему понадобиться, если вдруг будет установлен порядок, но пока он ему не нужен, так как актуально закон попран и адвокат не может выполнять своих сущностных функций. Соответственно, такое положение трансформирует и саму адвокатуру, которая превращается в некую предадвокатуру, в собрание людей, ждущих своего часа, только готовящихся проявить себя в качестве адвокатов, но еще не имеющих такой возможности и поэтому вынужденных до поры занимать и кормить себя чем-то другим — стряпчеством, посредничеством, околоправовым консультированием и тому подобное. Некоторые адвокаты совершенно закономерным образом и вовсе теряют веру в то, что они в течение своей жизни могут понадобиться именно в качестве адвокатов, в связи с чем прекращают даже делать вид, что они следуют нравственным и профессиональным стандартам. Когда панкриминализация общества длится достаточно долго, таких псевдоадвокатов становится большинство, и те единицы, которые по каким-то иррациональным причинам еще держатся за идеалы адвокатуры, смотрятся как атавизмы и рудименты.
|