ОБЫЧАИ И ТРАДИЦИИ АДВОКАТУРЫ
Вступительное слово Генри Резника к первому номеру журнала "Вопросы адвокатуры"

С удовольствием представляю первый номер журнала "Вопросы адвокатуры", "девичья фамилия" которого "Русский адвокат". Смена названия, думается, вызвана не переходом ядра коллегии "Канон", ликвидированной бесчестными чиновничьими манипуляциями, в Московскую городскую коллегию адвокатов - новое имя, действительно, более подходит этому периодическому изданию: "Русский адвокат" никогда не баловался публицистикой, не увлекался поверхностной популяризацией, он был изначально предназначен для серьезного обсуждения насущных, принципиальных проблем адвокатуры, что, собственно, и сделало его заметным явлением в профессиональной адвокатской среде.

На новых страницах своего издания редакция помещает раритеты - вышедшие в дореволюционной России, соответственно в 1894 и 1913 г.г., и с тех пор ни разу не переиздававшиеся знаменитые "Правила адвокатской профессии во Франции" м. Молло и "Правила адвокатской профессии в России" (сост. А.Н. Марков). Публикация как нельзя кстати. Сборники традиций французской и русской присяжной адвокатуры интересны нам отнюдь не как исторические памятники, наработанные прапрадедами принципы и правила профессионального правозаступничества - неиссякаемый источник, откуда мы черпаем силы и стойкость для противостояния недругам адвокатуры, посягающим на ее независимость, так и разрушительным тенденциям внутри самой корпорации.

Природа адвокатской деятельности неизменна. Адвокат - он и в Африке, и в посткоммунистической России адвокат. Разные политические режимы по дикости, авторитарности либо невежеству периодически желали "преобразовать" адвокатуру, поставить в услужение власти, лишить самоуправления, изгнать дух корпоративной сплоченности. Временами смута накатывала по вине самих адвокатов... Такова нынешняя ситуация в России. Для отечественной адвокатуры настал очередной "момент истины": в Проект закона об адвокатуре внесены изменения, ставящие адвокатов под контроль чиновничества от юстиции; "карманную" адвокатуру хотят иметь удельные князья-губернаторы, пробивая создание все новых коллегий под водительством вчерашнего милицейского и прокурорского начальства; многие новобранцы, влившиеся в ряды как новых, "параллельных", так и прежних коллегий, ощущают себя не представителями свободной правовой профессии, а преследующими свою выгоду предпринимателями.

Не в утешение, а для обретения спокойствия и твердости, напоминаю: кризисы в адвокатском цехе наблюдались и ранее. В конце ХУIII века, когда опьяненные революционными лозунгами депутаты французского учредительного собрания готовились упразднить королевскую адвокатуру, видя в ней лишь сословие, владеющее привилегиями, адвокаты предупреждали: "Новые корпорации будут наводнены массой лиц, которые, не имея ни малейшего представления о наших принципах и нашей дисциплине, унизят нашу почетную деятельность и лишат ее прежнего достоинства. Между тем они упорно будут гордиться названием адвокат, будут злоупотреблять внешним сходством, захотят тоже составить сословие, и публика... смешивает этих адвокатов с адвокатами старого режима".

В конце ХIХ века Московский совет присяжных поверенных бьет тревогу: в обстановке продажности судебной власти и резко возросшей конкуренции среди адвокатов "сословие мельчает; уровень опытности и знаний в массе понижается, а чувства чести и долга, понятия о порядочности, о границах дозволенного, принципы общественного служения забываются".

Французская и русская адвокатуры - не без потерь, но все же с честью - вышли из кризиса во многом благодаря тому, что, как пишет м. Молло, остались "в силе все без исключения старые обычаи", на которых "зиждется честь нашего сословия" и которыми "оно отличается от всякой другой профессии".

А теперь, дабы отвести от себя и редакции "Вопросов адвокатуры" подозрения в фарисействе и лицемерии, выражу полную солидарность с главным обличителем пороков в адвокатской среде, блистательным царским прокурором Петром Обнинским: профессия наша "преисполнена такими подводными камнями, такими искушениями, каких не знает никакая иная в той своей области, которая преимущественно стимулируется совестью; ни в одной нет таких легко усвояемых компромиссов, ни в одной не распознается с таким трудом "граница между дозволенным и недозволенным". "Вероятно (от себя добавлю - не вероятно, а совершенно определенно), - продолжает П.Н. Обнинский, - в виду этих опасных профессиональных особенностей адвокатуры французское барро еще с конца прошлого столетия выработало и усвоило нравственный кодекс, отличающийся суровым аскетизмом, самою скрупулезной осмотрительностью и возводящий адвокатуру на степень служения, пожалуй, даже культа, высшим, благороднейшим интересам человечества, далеко гоня прочь все личное, мелочное, продажное, или хотя бы готовое только идти на тот или иной наружно-удобоприемлемый компромисс".

Поэтому, читатель, встречая в "Правилах" такие обращенные к адвокатам требования, как "чуткая совесть", "такт", "деликатность", "щепетильность", "великодушие", "благородство", "священный долг", "святость тайны", не торопись саркастически ухмыльнуться. Вслушайся в слова составителя российских "Правил" московского присяжного поверенного А.Н. Маркова: "эти правила строгой морали составляют внутреннюю силу сословия и его могучее орудие против раздающихся нападок на адвокатуру". Мораль, конечно, часто отступала под напором грубого интереса, жажды наживы, славы, себялюбивого азарта. Но лучшей защиты для адвокатов не существует. Если только они хотят уважения и доверия общества.

Генри Резник, адвокат