«ДЕЛО ЙУКОСА» КАК ЗЕРКАЛО РУССКОЙ АДВОКАТУРЫ

(комплексное исследование в защиту российской адвокатуры и правосудия)

Приложение к журналу “Вопросы адвокатуры”

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.
ПОМИЛОВАНИЕ: ВОЛЯ ГОСУДАРЯ ПРОТИВ ПРОИЗВОЛА СУДЕЙ И АТРОФИИ АДВОКАТУРЫ

Раздел I. ПОМИЛОВАНИЕ - ПРЕДПОСЛЕДНИЙ АКТ ПРЕОДОЛЕНИЯ СУДЕЙСКОГО ПРОИЗВОЛА

Суждение “Милосердие выше закона” – ложное. Милосердие как акт помилования не может быть выше или ниже закона. Помилование есть сам закон. Помилование внутри закона, а не вне закона. Всякий акт помилования есть акт утверждения закона.

Суждение “Милосердие выше справедливости” – ложное. Помилование, через что и выражается милосердие, есть акт справедливости.

Неправильно противопоставлять закон и справедливость. Вопрос “Вы за что, за закон или за справедливость?” содержит ложную предпосылку. Ибо закон, его синтаксис, всегда позволяет принять справедливое решение. Более того, закон именно предполагает принятие справедливого решения. Если принято несправедливое решение, то это вопрос не закона, а того, кто принял решение. Никакое несправедливое решение не может оправдываться законом. Потому что таких законов, содержащих в себе несправедливость, не бывает. Вопрос справедливости – это предмет исключительно самого правосудия, судейства, а не текста закона.

Помилование есть акт правосудия, назначенный к преодолению судейского произвола. Помилование должно принадлежать исключительно Верховной власти в лице Государя. Государь, отказывающийся от единовластного права на помилование и передающий это право другим органам государственной власти (чиновникам), тем самым отказывается от исполнения возложенных на него народом, Конституцией России обязанностей по управлению страной. Чиновникам не свойственно милосердие. Государь, передавший своё право на помилование даже на промежуточное усмотрение чиновников, впадает в независимость от права, лишает народ свободы, содействует судейскому произволу. Такой государь лишает себя воли. Если государь отказался от помилования, то с таким государем бюрократия весьма быстро перестаёт считаться. Если государь не имеет возможности миловать, то есть исправлять судейский произвол, не имеет права непосредственно вершить акт правосудия, то этим начинают заниматься какие-то другие группы бюрократии. Вот тогда бюрократия и будет истинным управителем страны, властителем народа. Каждый чиновник будет действовать сообразно интересам этой бюрократии.

Государь должен вершить правосудие в форме помилования сам, без всяких внешних видимых поводов и условий. Помилование государя для бюрократии должно быть непредсказуемо. Ибо бюрократия никогда не может понять логику Государя, бюрократии свойствен произвол, то есть абсурд. Задача государя – преодолевать абсурд государственного аппарата. Государь, отказывающийся от непосредственной реализации права на помилование, сам впадает в абсурд. В таком случае абсурд быстро охватывает все сферы государственной и общественной жизни.

Для помилования государю не нужны никакие прошения, извинения и раскаяния. Это личный акт Государя.

Суждение “правосудие осуществляется только судом” верно как принцип разрешения споров, как один из способов государственного управления. Но если этот принцип рассматривать как подлежащий доказыванию тезис, то истинность его нельзя будет доказать. Антитезис “правосудие осуществляется не только судом” может быть доказан. Что не означает неправильность указанного принципа. Было бы абсурдом отдавать жизнь людей, их благо, судьбу, Отечество во власть одной отдельно взятой группы людей – судей. Поскольку судьи как часть антропологического выражения государства также могут быть подвержены разным хворям психофизического свойства. Если правосудие будет осуществляться только судом, то довольно быстро, хотя бы в силу закона энтропии, правосудие заменится произволом. Произвол и есть признак возрастания судейской энтропии в правосудии. В целях уменьшения судейской энтропии в правосудии принимают участие все ветви власти и сам народ в форме суда присяжных или народных заседателей.

Правосудие отправляется государственной властью, всеми её раздельными тремя ветвями. И законодательной, и исполнительной, и судебной властями. Судебная власть посредством системы судов собственно выносит решения о наказании. Законодательная власть в лице высшего законодательного органа принимает законы и выносит акты амнистии в отношении обвиняемых и осуждённых. Исполнительная власть в лице Государя – милует осуждённых.

Участие законодательной и исполнительной власти в правосудии устроено таким образом, чтобы акты этих властей могли только смягчать акты судебной власти, а не ужесточать. Ибо предполагается, что суд человеческий изначально несправедлив, суров (“нет праведного ни одного”). Поэтому другие ветви власти стремятся смягчить решения судебной власти, которые стремятся к ужесточению.

Правосудные акты законодательной и исполнительной властей есть реакция на изменение общественной и экономической обстановки, нравственного настроя в стране. Тогда как судебная власть отличается инертностью, стремлением к так называемой стабильности “судебной практики”.

Акты амнистии и помилования есть извинение государства перед народом и прощение государством от лица народа самой судебной власти за неправый суд.

Для помилования не нужно Государю никакого прошения о раскаянии – само помилование есть покаяние перед народом. Помилование есть акт покаяния самого Государя перед народом. Мол, прости, Народ, за неверный или за неправый суд судей моих, ведь судьи тоже люди, грешны они уже тем, что судят других, таков их крест, – за всё я в ответе.

Поводом для акта помилования должно быть обращение любого лица, а также собственная инициатива государя.

Примечание. Закон предписывает, что помилование осуществляется Президентом России. Это было бы так, если не было бы процедурных положений, которые наделяют фактической властью на помилование бюрократическое средостение. Введение промежуточных процедур в помиловании порождает судейский произвол.

Добавление. Помилование исторически рассматривается как прощение преступника. Помилование всегда рассматривалось в условиях, когда преступление и то, кто его совершил, было несомненным, а самоё помилование рассматривалось как акт индивидуализации наказания с учётом обстоятельств деяния и самой личности преступника. Но преступность всегда была несомненна. Такой взгляд на помилование был чисто криминалистическим и судейским. Для учёных правоведов такой взгляд проще согласовать с криминалистическими теориями, иначе любой правовой постулат можно было бы подвергнуть сомнению, и нельзя было бы построить никакой системы права, не заподозрив исследователя в нелояльности. Для судейского сообщества такой взгляд удобен, потому как подтверждает “законность” вынесенных приговоров, что, несомненно, важно для успокоения совести и общественного сознания. Это соответствует, по выражению профессора Н.С. Таганцева, лицеприятию правосудия. Помилование всегда рассматривалось как так называемое “нереабилитирующее” основание снижения или отмены меры наказания, снисхождение как убежденность в виновности. Таким образом, помилование рассматривалось как “изъятие” из закона, то есть как подрыв силы закона и судебного приговора.

Помилование не есть подрыв силы закона и судебного приговора. Напротив, это есть сам закон и судебный приговор в их стремлении к истине. Поэтому помилование не должно зависеть от усмотрения промежуточных иерархических структур. Если “действительность” не соответствует теории, тем хуже для “действительности”.

Справка. Вопросы применения и последствия помилования подробно рассмотрены профессором Н.С. Таганцевым в исследовании “Русское уголовное право”, изданном в начале XX века.

Добавление. “Высочайшее право Царя есть милосердие”, – писал русский философ Владимир Онуфриевич Лосский (Владимир Лосский. Господство и Царство (эсхатологический этюд) // Богословские труды. Сб. 8. М., 1972. С. 214).

Милосердие должно проявляться от имени народа Государем непосредственно. Между Государем и осуждённым не должно быть посредников в виде бюрократического аппарата. Чиновнику любого ранга несвойственно милосердие как функция, это не входит в его компетенцию, он всегда находится в плену страха допустить ошибку, поэтому помилование как дерзновенный акт, ставящий под сомнение правосудность всей судебной системы, ему чуждо.

Посредничество бюрократии между народом и Государем влечёт ослабление последнего. Он уже не в состоянии добиваться исполнения собственных решений. В результате растёт число мнимых законов, относительно которых заранее известно, что они не будут исполняться и принимаются только для вида – чтобы создать у Государя и народа иллюзию, будто их воля воплощается в жизнь. Когда эта иллюзорность достигает критической массы, репрессивная машина обретает всевластие. Ощущая тотальность власти государственной бюрократии, которая уже не контролируется ни народом, ни Государем, обыватель впадает в социальное безумие и начинает метаться в поисках “государственного” адвоката, ибо, по его мнению, оказать эффективную помощь ему теперь может не просто адвокат, а адвокат, причастный к бюрократической машине. Но требуя для себя так называемого “государственного” адвоката, обыватель тем самым способствует усилению своего врага – жертва репрессивной машины содействует её торжеству. Чтобы вырваться из этого порочного круга, можно сделать только одно – при помощи настоящих, титульных адвокатов обратиться непосредственно к Государю.

В этом заинтересованы не только простые обыватели, но и сам Государь, ибо только так он может прорвать сложившуюся вокруг себя бюрократическую блокаду. Поэтому доступность Государя для народа является важнейшим условием здоровья общества и государства.

Государь не должен стесняться милосердия. “Большое” количество помилований ни при каких условиях не есть уничижение правосудия, судебной власти. Напротив, незначительное, избирательное помилование в отношении малого числа лиц может быть свидетельством слабости Государя, уступкой антинародным, антигосударственным силам из среды бюрократического аппарата. Символическое помилование, по сути, демонстрирует не совершенствование судебной власти, а силу бездушия, враждебности бюрократии, которая выступает в этой ситуации как препятствие между народом и Государем.

Государь, который возвёл между собой и народом чиновничье сито для помилования, перекладывает решение на низшую ступень.

Добавление. Поскольку помилование – это не только акт прощения, проявления милосердия и элементарной человеческой доброты со стороны суверена, но также средство нейтрализации какой-то части неправосудных судебных решений, то подача осуждённым прошения о помиловании не означает, что осуждённый признаёт свою вину в инкриминируемом ему преступлении. Недопустимо считать, что подавший прошение о помиловании осуждённый признаёт свою вину в преступлении. Амнистия, принимаемая законодателем, также есть акт проявления милосердия, распространяемого на большие группы осуждённых, и способ исправления недостатков государственного правосудия. Освобождение лица от уголовной ответственности по акту амнистии ни в коем случае не должно рассматриваться как признание амнистированным своей вины в совершении преступления.