«ДЕЛО ЙУКОСА» КАК ЗЕРКАЛО РУССКОЙ АДВОКАТУРЫ

(комплексное исследование в защиту российской адвокатуры и правосудия)

Приложение к журналу “Вопросы адвокатуры”

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.
“ДЕЛО ЙУКОСА” И НИСХОЖДЕНИЕ АДВОКАТОВ В БЕЗДНЫ ПРАВОСУДИЯ

Раздел V. Зловещая роль адвокатов во время допроса свидетелей

Глава 1. Допрос в судебном следствии по «делу Йукоса»

Казус. Разрешение на допрос свидетеля. Государственный обвинитель вызвал в суд свидетеля и заявил суду ходатайство о разрешении допросить этого свидетеля. Суд поставил на обсуждение это ходатайство. Адвокат увидел несуразность в самом ходатайстве о позволении допросить свидетеля, потому что это есть право на представление доказательств и доказывание стороной судебного процесса. Поэтому никакого дополнительного разрешения от суда не требуется. Суждения адвоката касательно абсурдности такого ходатайства верны. Однако адвокаты ни разу не поинтересовались процессуальной целью допроса свидетелей государственным обвинителем. Правда, и сами адвокаты должны извещать о процессуальной цели вызова свидетеля со своей стороны.

Казус. Допрос свидетеля в суде и документы. Допрашивается свидетель со стороны обвинения. Государственный обвинитель никому не сказал, зачем ему понадобилось вызывать именно этого человека для допроса и какие обстоятельства он хочет доказать посредством сообщённых свидетелем сведений. Государственный обвинитель задавал вопросы о жизни свидетеля. Потом государственный обвинитель спросил у суда разрешение предъявить свидетелю документ, ранее в суде исследованный, то есть прочитанный вслух, и расположенный в таком-то томе уголовного дела. Суд расценил эту просьбу государственного обвинителя как ходатайство и стал выяснять мнение у других участников процесса о возможности такого предъявления. Никто из адвокатов не возражал против предъявления документа свидетелю.
Суд удовлетворил ходатайство государственного обвинителя о предъявлении свидетелю документа, предоставив возможность государственному обвинителю предъявить свидетелю документ.
Однако при выражении согласия мотивы у адвокатов был разные.
Одни адвокаты заявили, что они проверили этот документ и подтверждают, что он оглашался; но даже если бы он и не оглашался, у них всё равно не было бы возражений против предъявления его свидетелю. Другие адвокаты заявили, что не имеет процессуального значения, оглашался ранее документ или не оглашался, всё равно допрашивающая сторона имеет право предъявить свидетелю любой документ, который она считает нужным.
Заметим, что предъявление документов свидетелю для дачи показаний входит в объём права доказывания стороны необходимых обстоятельств. Лишение возможности такого предъявления есть лишение возможности пользоваться своими правами, а в отношении подсудимого такое запрещение будет нарушением его права на защиту. Однако если право на предъявление документов свидетелю бесспорно, то почему адвокаты дают ответ на ложно поставленный вопрос? Любой ответ на ложный вопрос будет ложным.

Казус. Допрос свидетеля и противоречия. Допрашивается так называемый свидетель обвинения. Зачем вызван и допрашивается этот человек, государственный обвинитель не рассказал, точно так же, как государственный обвинитель никогда не говорил, зачем и почему он читал разные документы из материалов уголовного дела. Адвокаты и на этот раз не проявили любопытства.
Свидетелю задаются вопросы по его былой жизни. Государственный обвинитель прекращает задавать вопросы и обращается к суду с просьбой разрешать огласить и таким образом исследовать протокол допроса этого свидетеля на предварительном следствии, находящийся в таком-то томе материалов уголовного дела. Делает он это, поскольку, по его мнению, усматриваются существенные противоречия в показаниях свидетеля, данных им в ходе судебного разбирательства и в ходе предварительного расследования. Адвокаты были против оглашения, потому что государственный обвинитель не указал на противоречия, а сама сторона защиты никаких противоречий не видит.
Дело не в том, что суд разрешил огласить показания свидетеля, данные им на предварительном следствии, а в том, что адвокаты не возражали против самого факта допроса неизвестно кого, неизвестно зачем и для доказательства неизвестно каких обстоятельств. Адвокаты отнеслись безразлично к процессу представления доказательств стороной обвинения в форме допроса свидетелей. Ведь показания свидетеля должны не только заслушиваться, но анализироваться участниками процесса сразу же. Тогда это будет представление, то есть демонстрация доказательства. Иначе говорение в суде человека, которого назвали свидетелем, ничем не будет отличаться от зачитывания вслух текста из документа. Отношение адвокатов к говорению свидетеля в суде и к чтению его же показаний на предварительном следствии является непоследовательным, или абсурдным. Ведь никто не сказал, что именно доказывается говорением, а что чтением протокола допроса. И адвокатов это тоже не интересует. Адвокаты не выступали против допроса свидетеля, хотя им неизвестно было, зачем он вызывается. А против чтения его показаний, данных на предварительном следствии, выступают. Однако если в протоколе допроса свидетеля действительно отражено такое сведение, которое доказывает событие преступления, вину подсудимого в его совершении, а на допросе в суде свидетель об этом не сказал по причине беспамятства, то такой протокол обязательно надо огласить, а содержащееся в нём уличающее сведение представить как аргумент тезиса обвинения. Но никаких “уличающих сведений” в протоколе допроса не содержится. И это безразлично адвокатам. Им важна даже не форма, а признаки формы. Адвокаты выступают против такого зачитывания не по существу доказывания, не из-за того, что содержащиеся в былых показаниях свидетеля сведения что-то могут доказать, а исходя из ложного понимания старых правил формальных доказательств: если есть возможность что-то не представить стороне обвинения, так надо выступать против такого представления. Хотя и сторона обвинения не знает и не понимает, что она хочет доказать этим чтением протокола допроса свидетеля на предварительном следствии. Если бы знала, так непременно бы блеснула сладостной способностью суждения. А такое бессистемное отрицание фактически вынуждает суд разрешать оглашать протоколы допросов свидетелей на предварительном следствии.

Казус. Приобщение записей свидетеля. Во время ответов на вопросы свидетель, вызванный стороной обвинения, пользовался принесёнными записями и документами. Государственный обвинитель заявил ходатайство, чтобы суд взял эти документы у свидетеля и приобщил к материалам уголовного дела. Прокурор только сказал, что документы имеют отношение к уголовному делу. И всё. Суд поставил на обсуждение это ходатайство. Сторона защиты поддержала ходатайство о приобщении. Суд приобщил документы к материалам уголовного дела.
Документы были приобщены, но никто не высказал суждений, зачем их нужно приобщать, какое доказательственное значение они имеют, то есть какое обстоятельство содержащимися в них сведениями хотят доказать. Между желанием стороны обвинения приобщить эти документы и желанием стороны защиты сделать то же самое есть явное противоречие. Получается, обе стороны тайно, скрытно от друг от друга хотят использовать один и тот же аргумент в доказывании прямо противоположных утверждений. Но никто об этом не знает и, что самое интересное, и не узнает, так как каждая сторона уже сам факт приобщения рассматривает как доказательство. А если в процессе примут участие и другие стороны, каждая со своими интересами, то все они могут расценивать это “доказательство” в свою пользу. Выходит, один документ становится доказательством чего угодно, вообще всего. В том числе, например, что судья и обвинитель, являются участниками заговора с целью свержения Верховной власти (а так оно, по сути, есть, поскольку их произвол есть подрыв установленного и поддерживаемого этой властью порядка и основ её легитимации).

Казус. Оглашение показаний свидетеля и противоречия. Допрос свидетеля. Государственный обвинитель заявил ходатайство огласить три протокола допроса свидетеля на предварительном следствии, потому что прокурор усмотрел в них противоречие.
Адвокат выразил недоумение по поводу мотива ходатайства. Адвокат рассудил, если нужно оглашать три протокола разом, то следует признать, что в них тоже содержатся противоречия. Значит, на предварительном следствии свидетель тоже давал противоречивые показания. Если в трёх протоколах противоречий нет, то достаточно огласить один протокол, чтобы сопоставить показания свидетеля на предварительном следствии и в суде. Если же прокурор требует оглашения трёх разных протоколов, следовательно, прокурор считает, что и в них тоже содержатся существенные противоречия. В таком случае, почему эти противоречия не были устранены на предварительном следствии?
[Примечание. Адвокат усмотрел абсурд в ходатайстве прокурора. Но адвокат не усмотрел абсурда в самом допросе без цели доказывания. Адвокат обнаружил способность остроумия, то есть умение находить противоречия, но проявилось оно в негодном случае. Пусть даже есть четыре противоречия, но что же каждым сведением-противоречием хотят доказать? Четыре положения можно доказать. Что сам адвокат хочет доказать хотя бы одним сведением-противоречием?]

Казус. Об исследовании доказательств. Допрос свидетеля в суде. По ходатайству прокурора суд решил огласить показания свидетеля, данные им на предварительном следствии, потому что прокурор усмотрел в них противоречия. Адвокат начал было высказываться о причинах возможных противоречий. Судья прервал адвоката, указав, что адвокат даёт фактически оценку показаниям свидетеля и противоречиям в показаниях, хотя допрос свидетеля ещё не закончен. Адвокат обещал высказать свою мысль после допроса свидетеля. Когда допрос свидетеля закончился, судья разрешил адвокату сделать заявление, поскольку свидетель допрошен и его показания исследованы. Судья пояснил, что адвокат не мог делать своё заявление во время допроса в связи с оглашёнными показаниями, потому что заявление адвоката могло оказать влияние на показания свидетеля.
[Примечание. Адвокат разделяет убеждение, что “исследование” показаний свидетеля есть опрос свидетеля, а не анализ содержащихся в показаниях сведений для доказывания тезиса. Никто ни разу не раскрыл тайну, зачем нужно получать сведения от свидетеля, что хотят этими сведениями доказать. Запрет стороне защиты исследовать, то есть высказываться о доказательственном значении показаний, есть отказ в праве на защиту. Если сторона обвинения не обозначила цель допроса свидетеля, то сторона защиты не должна за сторону обвинения догадываться о цели допроса. Нет цели допроса – нет представления доказательства.]

Казус. О смысле допроса и адвокатах. Допрос свидетеля в суде. Государственный обвинитель ходатайствует об оглашении протокола допроса свидетеля на предварительном следствии. Адвокат высказался против оглашения протокола допроса. В обоснование своего возражения адвокат заявил, что он против оглашения не потому, что там содержится какая-либо обличающая его подзащитного информация, а только по той причине, что он, адвокат, не видит смысла в оглашении этого протокола как не имеющего отношения к предмету расследования и доказывания, то есть к преступлению.
[Примечание. Сторона защиты отрицает сам факт события преступления. Если адвокат убеждён в верности утверждения, что его подзащитный никакого преступления не совершал, то в высказывании адвоката против оглашения протокола содержится ложная предпосылка. А именно, что есть какие-то протоколы, в которых содержатся сведения, “обличающие” подсудимого. Если адвокат допускает, что есть обличающие сведения, то любой волен усомниться в невиновности доверителя адвоката. Далее, другая предпосылка: если адвокат считает, что этот протокол не имеет отношения предмету доказывания, то другие протоколы, об оглашении которых ходатайствует прокурор, могут иметь отношение к предмету доказывания. А показания свидетеля в суде имеют ли отношение к предмету доказывания? Не имеют, потому что показания на предварительном следствии, по утверждению адвоката, не имеют отношения к предмету доказывания. Содержание же показаний свидетеля в суде и на предварительном следствии идентично. В действиях адвоката противоречие. Его не смущают показания свидетеля в суде, но он против оглашения показаний, данных им на предварительном следствии. А откуда адвокат знает о предмете доказывания? Разве стороне защиты было об этом сказано стороной обвинения? Нет, этого сделано не было. Адвокат сам решил догадаться о предмете доказывания за государственного обвинителя. Суд же не стал ни за кого догадываться и разрешил прокурору огласить показания свидетеля, данные им на предварительном следствии.
Казалось бы, если адвокат не видит смысла в оглашении указанного протокола, то на содержащиеся в нём сведения адвокат не должен реагировать. Но после оглашения этого протокола адвокат начинает задавать вопросы свидетелю, касательно оглашённых сведений. Адвокат помог государственному обвинителю и создал видимость состязательности и исследования доказательств. Зачем же надо было задавать вопросы свидетелю, если его показания не имеют отношения к предмету доказывания?]